Автомобиль Иоанна Крестителя - [71]

– Итак, я перехожу к заключению, – провозгласил главный обвинитель, – госпожа Малаховская признала себя виновной в предумышленном убийстве совладельца книжного издательства Сайкина Валентина Агафоновича. Обыск, неожиданно для преступницы проведенный в ночное время следователем Вирховым, выявил неопровержимые улики содеянного. А именно. В гардеробной комнате госпожи Малаховской была найдена корзинка, в которой лежали черный плащ и черный платок, запасные ключи от квартиры убитого, орудие убийства – электрический шнур со штепселем на одном конце, стакан с отпечатками пальцев покойного и преступницы. Выступления свидетелей и экспертов полностью восстановили картину изуверского убийства.

Зал замер, голос обвинителя креп, товарищ прокурора жестко и страстно чеканил фразы:

– Мы понимаем дикаря, который, умирая, призывает к себе сына и вместо благословения коснеющим языком перечисляет ему имена тех, кого он должен отправить к праотцам. Это в порядке вещей, дикарь вырос с понятием «кровь за кровь», на земле, пропитанной кровью, под небесами, которые заселены богами, являющими ему пример жестокости и хитрости. Мы понимаем и утонченного в понятиях о чести средневекового рыцаря, принимающего косой взгляд за кровную обиду и сводящего счеты мечом. И это понятно, вся жизнь его течет среди лязга стальных доспехов. Все его духовное содержание – в культе чести, к нему приурочивает он свою религию, и на древке смертоносного копья чертит кроткий лик Мадонны. Я понимаю, наконец, живущего в подвале сапожного подмастерья, у которого нет никаких понятий ни о рыцарской чести, ни о кровной мести фиджийца, и который тем не менее, получив удар от товарища, срывается с места и вонзает ему куда попало шило или сапожный нож.

– И правильно делает!

Мура обернулась и увидела в задних рядах Манефу, которая совсем недавно давала свидетельские показания.

Неожиданный возглас не сбил обвинителя с мысли, не снижая чеканного голоса, он продолжил:

– Но когда этот же самый подмастерье ответит на полученный удар через сутки, то это я понять отказываюсь. Для холодной мести здесь нет достаточного мотива, а для страсти, которая не взвешивает мотивов, время уже прошло. – Обвинитель выдержал паузу. – Передо мною громадная лужа человеческой крови, и я не могу понять, для чего она пролита?

– Откуда он взял лужу крови? – доктор Коровкин недовольно дернул плечом. – Ох уж эти мне мастера словоблудия!

– Климушка, ты не понимаешь, – страстно зашептала Полина Тихоновна, – это искусство красноречия.

– В ходе дознания обвиняемая полностью признала свою вину. – Голос обвинителя понизился, в нем появилась хрипотца. – И я отказываюсь понять, как в начале просвещенного двадцатого века женщина, образованная, исповедующая и проповедующая христианские ценности, смогла столь хладнокровно, расчетливо преступить заповедь «Не убий». Обвинение просит присяжных заседателей учесть не только особую жестокость и хитроумность преступления, но также и отсутствие раскаяния и сожаления о содеянном со стороны преступницы.

По залу пронесся вздох ужаса. Товарищ прокурора покинул трибуну.

– Слово принадлежит защите подсудимой, – объявил председательствующий.

На трибуну поднялся присяжный поверенный Марголин.

– Досточтимый суд! Уважаемые заседатели! Почтенная публика! Нам важно рассмотреть преступление, как живое дело живого человека, проследить, как оно зародилось, как зрело и как распустилось. Нам интересно понять самого преступника, и исключительно этим я займусь в своей защите. Госпожа Малаховская – преступница по страсти, ею руководила месть. Причиной, побудившей обвиняемую совершить убийство, стала кража ее творческой собственности. Госпожа Малаховская написала повесть «Автомобиль Святителя Николая» с целью прославить нашего отечественного сыщика Карла Фрейберга. Однако издатель присвоил себе рукопись, выпустил ее под именем Конан Дойла, а подвиги господина Фрейберга приписал Шерлоку Холмсу.

В зале послышались свистки, топот ног и жидкие аплодисменты.

– А зачем она впутала в эту историю мое имя? – выкрикнул Холомков.

– Прошу соблюдать порядок, – председательствующий зазвонил в колокольчик, пытаясь утихомирить загудевший зал.

– Обвиняемая не хотела позорить свое имя причастностью к бульварной литературе и имела полное право на псевдоним. Обращаю внимание заседателей на то, что господин Сайкин, покойный издатель, и ранее наживался на книгах госпожи Малаховской. Он неоднократно выпускал переделки ее кулинарных и религиозных книг, пользующихся популярностью у читателей, и переделки снабжал именами, которые в той или иной мере служили анаграммами писательницы. Например, Марахиди, Морховский, Малахов, Хламов, Ховламовский. Псевдоним, избранный подсудимой, также скрытая анаграмма. Вы удовлетворены, господин Холомков? – Защитник с ехидцей слегка поклонился недавнему свидетелю. – Я продолжаю. Я соглашусь с господином обвинителем, юридическая картина полная. Но чем полнее и тоньше выяснял он детали, тем непонятнее становилось для меня происшествие в целом. Я не могу уловить у обвиняемой ни малейших признаков внутренней борьбы, ни тени чувства самосохранения. По моему мнению, госпожа Малаховская – субъект, затронутый душевным недугом, и стоит на границе между преступниками по страсти и преступниками психически ненормальными.