Автобус - [4]

Ритм обретает четкость.

Движения белых халатов — как на конвейере. Выхватили из бортового люка первые носилки, покрывало с пациента сдирают на ходу, а одежду убрали еще в автобусе; бегом носилки к куполу, поставили на пол, толкнули. По гладкому полу носилки вкатываются в зеленую стену и проходят сквозь нее.

Не камень, не стекло и не шелк.

Живой зеленый свет. Он и пульсирует в том же ритме.

Люди на платформе неистовствуют. Крик. То нарастает, то опадает. Грохот. Лязг. Вой. Звуки смешались, наконец. Ритм словно молотом: грум! Гу-гу-грум! Пол вздрагивает. Вторые носилки пошли. Кощунство какое-то. Издевательство над земной медициной. В зеленую печь второй человек. Третий.

И тела начинают плавиться!

Выкрученные кости распрямляются. Срастаются переломы. Сухая кожа свежеет. Нарастают атрофированные мышцы. Заживает сетчатка в глазах. Деревянные носилки пускают корни и побеги. Солнце все выше. Зеленый свет все ярче. Ритм все быстрее. Экипаж автобуса сноровисто таскает носилки из дальних боксов — в люк, на руки купольной команде. Подмигивает. Не бойтесь! Уже шестой пошел. Быстрее! Седьмой — пошел! Следующий!

А в зеленом бассейне чудо. Первые пациенты выходят. Неуверенно. Робко. Непривычно. Кто с травмой позвоночника. Кто с ДЦП всю жизнь провел. А теперь идут на своих ногах. И обитатели долины — люди и звери — приветствуют их. Отбивают ритм. Оттанцовывают. Вот медсестры подхватывают первого, большим полотенцем обтерли — и назад, в купол. Ходи! Радуйся!

Из автобуса последние носилки летят. Солнце вот-вот от земли оторвется. Толпа в исступлении. В экстазе. Существа из последних сил орут. Ритм всем телом отбивают. Танцуют. Прыгают. Вон какой-то медведь в прыжке тройное сальто крутит и с грохотом приземляется на все четыре. Вон какая-то пара целуется бешено, взахлеб. А вот и последний пациент с носилок встал. Неуверенные шаги к краю. Напоследок самого сильного оставляют. Ему меньше всех зеленого света отмерено. Но достаточно: идет. Хорошо идет. Добрался до колонны.

Солнце оторвалось от земли.

Ритм рассыпается. Звук убывает стремительно. Гаснет зеленое сияние. Плавно гаснет. Словно тонкое покрывало на землю падает. Существа умолкают. Кто от усталости сразу валится. Кто разбредается по платформе. Подбирают раскиданные вещи. Поднимают тех, кто выкричался до дна. Несколько пар друг другом заняты. Их обходят. Несколько человек все еще в щиты колотят и хрипят. Но со временем и они успокаиваются.

Солнце все выше. Вот и нет уже никакого зеленого света под куполом. Просто гладкий пол. Куча носилок, из которых зеленые ветки торчат. Тишина оглушительная. Шум крови в ушах. Пульс колотится. Свет обычный, солнечный. Но кажется, что иной свет. И все теперь стало иным. Даже земля под ногами. Даже воздух.

Пациентов полотенцами обтирают. Все они в испарине. Их мир перевернулся. Каждый из них по больницам наездился. Кто по дорогим и удобным. Кто по районным, где часто одной добротой только и лечат: ни лекарств, ни аппаратуры. Но такого еще никто и не нюхал. Непонятно. Непривычно. А главное, сработало. Полиомиелит, церебральный паралич и рак; серповидноклеточная анемия и СПИД; перелом позвоночника, язва желудка и лучевая болезнь — все сгорело в зеленой печи.

За круглым зданием в глубь долины — длинные ряды невысоких домиков. Первые пять кварталов заняты пациентами и сиделками. Туда и новичков ведут. По домику на пациента. Щедро. Роскошно даже. Богатый у здешних толкинистов спонсор. Дома деревянные. Мостовые на улочках — из дубовых колод, расколотых вдоль. Фонарики у дверей кованые, под старину. Сами двери дощатые. Внутри домики маленькие совсем. Две небольшие комнаты. Полы белые, скобленые. Лавки по стенам. Посередине каменный столб очага и труба в крышу. На лавках люди сидят. Когда их успели из автобуса вынуть? А, неважно!

— Мама?

* * *

Лавка чуть шероховатая — недоскоблили. Одеяло и вовсе колючее. А вот простыни гладкие. Рука скользит в удовольствие. Вода стоит справа. Вот клепка попалась под руку. Едва ощутимый запах дуба… А где клепка, там и вся бочка. Подойти ближе. Нога нащупала знакомую выемку в полу. Теперь полшага вперед. Локоть идет от пояса; чуть заметный толчок в пальцы: ручка крышки. Кисть ладонью вверх; подсунуть пальцы под гладкую ручку, сжать. Потянуть крышку вверх. Не идет… Сильнее! Рывок отдается во всем теле; даже икры напряглись… Крышка подалась. Слышно, как заплескалась вода. Не опрокинуть бы бочку: перепугаются. Тем более, что в соседней комнате кто-то говорит негромко… Не спят, значит. Осторожно наклониться. Лицо овевает влагой. Крышка опускается вдоль бедра, больно цепляет колено, стягивает кожу на ступне; наконец, ноге становится легче: крышка встала на пол. Бугристый, скользкий и мокрый край крышки прижать голенью — еще укатится. Колено боком упирается в бочку. Холодно. А теперь обе ладони в воду — ковшиком. О-ох! Вода ледяная. Руки сводит. Что там пальцы; аж в плечи отдает. Быстрее, пока не пролилось на пол — руки к губам. Ой-ой, как ножом по запястьям; на грудь плеснуло — да холоднющая же! Ух!

Вода…

В соседней комнате беседа. Беседа вполголоса. Причем один голос знакомый. Разговор негромкий, но напряженный. Что-то важное обсуждают. Знакомый голос — похоже, служанка. Второй, тонкий и с придыханием — мать того новичка, что сегодня привезли. Запинается. Слова глотает. Путается. Ошарашена. Это и понятно.