Автобиография Юкити Фукудзавы как репутационный ресурс - [2]
Показателен способ создания этого текста: Фукудзава не писал его, а диктовал. Эта ситуация является до определенной степени архетипической для родоначальников мировых религий, учения которых известны нам не по их сочинениям, а в изложении последователей, которые ловили слова наставников на лету. «Луньюй» Конфуция был создан таким же образом. Фукудзава, написавший множество книг собственной рукой, в данном случае тоже прибегает к диктовке, чем — вольно или невольно — выделяет автобиографию из корпуса своих произведений. Так автобиография превращается в род наставления и проповеди: учитель говорит, слушатели (ученики) — внимают. Могло здесь оказать влияние и то, что в японской письменной традиции отсутствовал жанр автобиографии: как следствие не сложился и язык описания событий собственной жизни. Обращение к устной речи сильно облегчало задачу: рассказать о себе было проще, чем написать.
Ко времени выхода автобиографии в свет Фукудзава уже пользовался репутацией ниспровергателя основ прежней феодальной Японии. В молодости он несколько раз побывал в Америке и Европе, его книги об этих путешествиях стали бестселлерами, именно по ним миллионы японцев (это не фигура речи, а книгоиздательский факт) узнавали, как устроена жизнь в иных странах. Образ Фукудзавы так прочно связался с Западом, что какое-то время любая японская книга, посвященная западному миру, называлась в обиходе «Фукудзава-бон» — «книга Фукудзавы». Он восхищался Западом и отрицал местную традицию. Япония представлялась ему олицетворением отсталости, косности и слабости, именно поэтому следовало отбросить предрассудки и упорно учиться у Запада, овладевая прежде всего естественно-научными дисциплинами и рациональным подходом к жизни. В своем знаменитом сочинении «Призыв к учению» (1872) Фукудзава писал: «Единственной целью образования является усвоение того, что человек был сотворен Небом [или природой. — А. М.] с целью овладения знанием, каким образом можно удовлетворять свои потребности в пище, жилье и одежде… Умение читать старую трудную книгу или же сочинять стихи — хорошо и приятно, но нет никакой нужды превозносить древних китайцев и японцев».
В прежней Японии пользовалась большой известностью история о китайском мальчике У Мэне, который был признан образцом сыновней почтительности. Поскольку комары нещадно жалили его нищих родителей (у них в доме не было даже занавесок), он на ночь набрасывал на родителей свою одежонку, а сам подставлял голое тело кровососам, отвлекая их внимание от отца с матерью[1]. Упоминая эту историю, Фукудзава цинично заявлял, что лучше бы сын занялся чем-нибудь продуктивным и заработал денег на покупку москитной сетки. В основанной им школе Кэйо (будущий университет Кэйо) Фукудзава даже запретил столь привычные и любезные японцам поклоны: он полагал, что эти жесты вежливости бессмысленны, не приносят никакой пользы и отнимают слишком много драгоценного времени, которое необходимо для изучения западных наук, приносящего практическую пользу. В книге «Основы цивилизации» (1875) он с присущими ему безжалостностью и стремлением «играть на обострение» писал: «Японии в нынешнем ее состоянии совершенно нечем гордиться перед Западом. Поскольку она обделена еще и полезными ископаемыми, то ей остается гордиться только своими пейзажами. Что до продуктов человеческой деятельности, то предметов для гордости здесь никогда не имелось»[2]. Столь же вызывающими и скандальными для тогдашней полигамной и патриархальной Японии были призывы Фукудзавы к моногамии и равенству полов.
На самом деле и японская природа не восхищала Фукудзаву. Много путешествуя по стране в молодые годы, он посещал прославленные японскими поэтами места, но они оставляли его совершенно равнодушным — настолько велика была его неприязнь к традиции. Когда молодой Фукудзава направлялся морским путем в Эдо, корабль сделал остановку в Миядзима — месте, известном своей живописностью. Любой японец не преминул бы восхититься тамошними красотами, но вот как описывает это событие Фукудзава: «Никаких дел у меня там не было, но поскольку уж я очутился в этом месте, пришлось отправиться вместе с другими пассажирами осматривать известное святилище. Все пассажиры получили свою долю удовольствия на берегу и вернулись пьяными. Мне тоже хотелось выпить, но у меня совсем не было денег, и потому я вернулся на корабль и поел на борту» (с. 31). В мировосприятии нашего героя доминирует телесность: любовь к визуальному наслаждению он считает свойственной представителям старой никчемной культуры.
Япононенавистнические высказывания Фукудзавы вызывали, разумеется, гнев нативистов; бывали времена, когда он, опасаясь убийства, был вынужден вести полуподпольную жизнь, но тем не менее продолжал последовательно гнуть свою антипатриотическую линию. Он, сын самурая, открыто издевался над самурайскими и японскими обычаями, безжалостно ругал правительство и слыл оппозиционером, очень часто оставаясь в меньшинстве.
Фукудзава имел репутацию бунтаря, входившую в жесткий конфликт с традиционными установками на умеренность и компромисс. Его старческие откровения были призваны еще более укрепить этот образ в сознании публики. Хотя сочинение называется «Автобиография старца Фуку[дзавы]» (что может быть истолковано и как «Автобиография счастливого старца»), автор очень много рассказывает о своих детских и юношеских годах — времени импринтинга и становления личности. Фукудзава предстает на страницах автобиографии как enfant terrible и self-made-man. Он хочет показать, что всегда был ниспровергателем традиций, распространяя свой репутационный образ, сложившийся в зрелые годы, и на первую половину прожитой жизни. Именно репутационный образ — Фукудзава рассказывает только то, что хочет рассказать, он подбирает факты и интерпретирует их с совершенно определенной точки зрения.
