Автобиография - [88]

Ну, Христос с тобой, мой друг и брат! Дай, Господ] чтобы при свидании моя душа так же услаждалась в беседе с тобою.

22-го июня. Очень устала и хотела лечь, не переговс рив с тобою, но не могла. Утром трудилась с восьми д первого часа, как всегда. Особенного ничего. Все ка обыкновенно. Англичанину отпилили у ноги кость, и с не вскрикнул, тогда как французы кричат на всю улиц; Когда привезли раненых иностранцев, то при осмотре многих утешала надеждою на скорое выздоровление много удивлялась впоследствии, что каждая ничтожна Царапина осколком превращалась в огромную рану больной умирал. Мне объяснили это тем, что когда приехал Пелиссье и они шли на первый приступ при нем, то перед этим были почти все угощаемы англичанами вином, в которое для возбуждения смелости был примешан опиум, так что малейшая царапина в испорченной крови была смертельна. Трое пожелали приобщиться, я послала за католическим священником, и после причастия один умер через полчаса. А вчера у меня один приобщался. В два часа Владислав Максимович прислал за мной коляску, и я провела весь день очень приятно, никого не было, и они чудесные люди! Прощай! Господь с тобою! Пора спать!

23-го июня. Сегодня был тоже порядочный денек! Опять от восьми до сорока минут третьего была в больнице, и ничего, если бы только устала, а мне даже сделалось дурно, мне, которая была при операциях! Но нынешний случай потяжелее. В моей палате сумасшедший француз, о котором я писала, вылетел в окно из второго этажа! Я была в другой комнате; ко мне бросились, и когда я вошла, то, увидав пустую постель и отворенное окно, я не устояла на месте, голова закружилась, и я принуждена была сесть на пол. Когда его принесли, доктор осмотрел и не нашел никакого ушиба, только ссажены нога и рука и разбит нос. Мы спросили, что ему вздумалось сделать это, и он очень наивно отвечал, что ему было там скучно и он вздумал прогуляться! Сегодня его отправят в сумасшедший дом. Это сильное потрясение было очень тяжело для меня. Я не могла ни есть, ни спать (после обеда). Однако, отдохнув немного, в шестом часу опять побрела в больницу, но уже была там недолго. В восьмом часу, возвратясь, пошла по соседству в домашнюю баню. Там славно вымылась. Пришедши, напилась чаю, а теперь очень хочу спать.

Спаси и помилуй нас, Господи!

24-го июня. Вот и неделя прошла, а я почти ее не видела и так мало к тебе написала! И теперь пишу в четыре часа и сама понесу на почту. Владислав Макс, мне говорил, что принимают до восьми часов вечера, а утром не успела все окончить. После бани думала хорошо уснуть и не могла. У моего хозяина сын, мальчик лет десяти, заболел сильной холерой, и всю ночь с ним возились и доктора и родные, а так как он лежит рядом с моей комнатой, то и мне не дали спать. Вследствие этого я проспала до восьми часов и, встав, должна была сама расчесать себе волосы, смазать, что всегда продолжается довольно долго.

В моей русской больнице, благодаря Бога, все благополучно. Во французскую же вчера переведена сердобольная, которая говорит по-французски и которой вечером я все показала и рассказала. Итак, я решилась утром не выходить, а посвятить его исключительно письмам. Так и сделала, написала с твоим шесть. Ожидала получить от тебя, как всегда бьшает по пятницам, но хозяин по болезни сына не ходил в должность, а Владислав Макс, ни с кем не присылал: верно, не было. Мой доктор из больницы заходил узнать о здоровье, сказал, что я хорошо сделала, что отдохнула. Это так, а мне как-то неловко! Сейчас сама и понесу письма, оттуда зайду в собор помолиться и опять примусь за свое дело. Расцелуй за меня всех твоих домашних и всех моих друзей и знакомых. Да сохранит вас Бог! и да пошлет радость свидания с вами нежно любящей вас сестре и другу.

У меня в отделении два француза, которые просили дать им бумаги и карандашей. Они умеют рисовать и, в доказательство, подарили мне прилагаемые картинки. Посмотрю, как они нарисуют на больших листах. Некоторые рисовали очень порядочно. Один нарисовал не портрет, а мое изображение, как я, стоя у окна, наливала капли, что иногда продолжалось очень долго. Я послала это изображение Н И. Гречу; он отделал в рамку и повесил у себя в кабинете. После его смерти картинка возвратилась ко мне.

Итак, помолясь усердно Богу, я возвратилась и нашла е доктора в больнице. Кончив наши перевязки, пошла в губернское правление, и там все французы очень мне обрадовались. Говорили, что, верно, от вчерашнего испуга я была нездорова, и боялись, что я совсем их оставила. Но, кажется, мне и придется это сделать. Начальница сердобольных, г-жа Распопова, не очень меня жалует, потому что Владислав Максимович оказывает мне внимание и доверенность, а она с ним не в ладу. Сегодня вечером, приехав в губернское правление, она сказала мне, что поручает всех французов одной сердобольной, которая говорит по-французски, и дает ей помощницу и что мне более здесь беспокойства не будет. На это я отвечала, что не имею здесь больших трудов и буду ходить, когда мне вздумается. Мне и самой хочется просить главного доктора, чтобы он дал мне больше больных, а то мне дома делать нечего. Назначенные десять человек в транспорт не пошли, и у меня все-таки двадцать человек, но, благодаря Бога, все они поправляются, и я, бывая у них раза три или четыре в день, не нахожу никакого занятия. А мне всегда совестно быть без дела, а тем более теперь, после ваших писем, где так много придают цены моим ничтожным заслугам. Но продолжаю: окончив все дела в больнице, мой доктор должен был идти в главный госпиталь за инструментами.