Автобиография - [63]

Однако нам могут сказать, что это решение вопроса есть чистая софистика. Основание того, почему деятельный дух не всегда активен, находится в подготовленности материи (восприимчивости к этой активности). Но это основание несостоятельно, когда речь вдет о сотворении мира из ничего.

Ответом может быть следующее: мы не хотим при помощи этого сравнения предложить истинную причину того, почему Господь создал мир именно в то или иное время, а не раньше. Это было бы, конечно, пустой софистикой, но мы хотим лишь пошатнуть основание противоположного мнения о вечности мира, показывая, что Господь, как непосредственно действующий Дух, который не всегда активен, так же мало подвержен изменениям. И это, конечно же, соответствует истине.

2. Далее говорят: «Господь не может иметь никаких внешних побудительных причин и препятствий, поэтому Его воля должна быть неизменной, а мир в качестве ее предмета должен быть вечен». Возразить на это очень трудно. И нам не остается ничего, кроме как ответить, что воля Господа, как и Его сущность, непостижима для нас. И поэтому не будет противоречием, если мы скажем: «Воля Бога осуществляется по неизвестным нам причинам, без внешних побуждений и препятствий и все же лишь в определенное время».

3. Еще одно основание, которое обычно приводят: высшая мудрость вечно присутствует в Божественной сущности, отсюда мир — как следствие из нее — также должен быть вечным. Это весьма шаткое основание, ибо само решение Господа о том, что мир должен возникнуть в определенное время, а не раньше, есть следствие Его высшей, не постижимой для нас мудрости.

В следующих разделах Маймонид пытается подвергнуть сомнению представление Аристотеля о необходимости и, следовательно, вечности мира. Если бытие мира можно объяснить необходимыми законами природы, то тогда порядок и устройство всех явлений в мире должны были бы также проясняться из этих законов. Тут Аристотель прилагает все возможные усилия, чтобы это показать и этот порядок и устройство объяснить согласно неизменным законам природы. Но наш Маймонид замечает, что ему это удается только в применении к земным вещам, а не по отношению к порядку и устройству небесных тел, ибо, согласно системе мироздания Птолемея, посредством эксцентрических окружностей, эпициклов и тому подобного опровергается все то, что Аристотель установил в своем учении о природе. «Мы можем, — говорит Маймонид, — дать основание на нашей земле лишь определенным явлениям. Что касается устройства и порядка небесных тел, то оно нам совершенно неизвестно. Права на устройство неба Создатель оставил за собой. А землю Он передал человеку». Из этого он делает следующий вывод: реальность мира должна быть следствием не постижимой для нас Божественной воли, так как ее нельзя объяснить при помощи законов природы. Но при этом я должен заметить, что возражения Маймонида против точки зрения Аристотеля не достигают цели. Мир может быть конечным или бесконечным во времени, однако в нем все (в силу высшей мудрости) должно объясняться по закону достаточного основания. Насколько мы можем здесь продвинуться, не относится к делу. То, что Маймонид, согласно уровню развития астрономии его времени, считал необъяснимым, полностью объясняется благодаря новым открытиям (особенно в системе Ньютона). Высший порядок в устройстве мироздания является для нас необходимой идеей разума, к которой мы при употреблении разума в отношении предметов опыта постоянно приближаемся, но которой мы никогда полностью не достигнем. Всегда будут оставаться явления, которые мы вследствие их неизменности хотя и можем рассматривать как подчиненные всеобщим законам, но не сможем понимать как проистекающие из них; причем эти явления всегда будут аксиомами для нас.

Даже превосходная ньютонианская система мироздания является в этом отношении несовершенной. Дело в том, что многие явления нельзя объяснить законом всемирного тяготения, и поэтому они указывают на более общие законы, подчиняясь которым, эти явления объединяются вместе с прочими и могут мыслиться в некоем единстве. Кроме того, даже те явления, которые можно объяснить законом всемирного тяготения, оставляют нас в конечном счете лицом к лицу с необъяснимыми фактами. Например, в этой системе можно найти полное соответствие между величиной, расстоянием и периодом обращения небесных тел. Но это соответствие могло бы иметь место, даже если бы какие-либо из этих данных были иными, чем в действительности, и лишь другие им соответствовали. Итак, тот факт, что эти данные именно такие, а не иные, может рассматриваться нами только лишь как природная аксиома. Но из этого argumentum ad ignorantiam [208] нельзя извлечь доводы ни в пользу, ни против вечности мира, и сам Ньютон, кажется, не придает этому большого значения.

В следующем разделе Маймонид говорит о том, что он отрицает утверждение о вечности мира не потому, что оно противоречит общепринятому смыслу некоторых мест Священного Писания (где речь идет о сотворении мира), ибо эти места должны быть истолкованы так же в соответствии с этим утверждением; но он отрицает его главным образом потому, что подобное мнение упраздняет чудо и, следовательно, основанную на нем веру в религию откровения.