Автобиография - [21]

Я счел за лучшее скрыться. Мои храбрые амазонки, то есть жена и ее мать, остались дома. Незваные гости шумели всю ночь. В той же комнате, где возлежал князь, слуги рубили дрова и готовили еду, убежденные многолетним опытом: если пьяное сиятельство спит, разбудить его может разве что труба Страшного суда.

На следующее утро князь проснулся. Он озирался, не веря своим глазам: жалкий трактир, грязная постель, бесстрашные клопы.

Камердинеры, пажи и арабы ожидали княжеских приказаний. Светлейший спросил, как он тут оказался. Ему почтительнейше доложили, что во время прогулки он изволил устроить здесь привал, а свита между тем уехала вперед и, вероятно, уже прибыла в М.

Князь велел вернуть ее назад, а пока устроить в трактире большой обед, доставив сюда все для этого необходимое и пригласив почетных гостей. Что и было спешно исполнено.

Трудно представить себе разительный контраст между азиатской роскошью и лапландской нищетой, соседствовавшими тогда в нашем доме. В жалком трактире с почерневшими от дыма стенами, в окнах которого разбитые стекла были подклеены бумагой или заменены дощечками, на немытых скамьях за еще более замаранным столом сидели князья, блиставшие великолепием, и им на золотой посуде и в хрустальных бокалах подавали самые изысканные яства и наилучшие вина.

Стоит добавить, что перед обедом князь с приближенными прогуливался возле трактира и случайно увидел мою жену. Она была тогда в цвете молодости; хоть мы теперь и разведены уже, нужно отдать справедливость и сознаться, что жена моя (если не придираться к некоторым недостаткам вкуса и воспитания) могла считаться красавицей из красавиц. Понятно, что она понравилась князю Р. Он сказал: «Право, хороша, надо только одеть ее почище». Было широко известно, что слова эти означают в устах их сиятельства лишь одно и имеют то же значение, что и брошенный султаном платок. Кто-то из придворных, на счастье, сжалился над моей женой и тихонько велел ей немедленно исчезнуть. Она так и поступила.

Тем временем княжеская свита в обычном своем порядке возвратилась из М. Вместе с ней и другими господами князь под звуки музыки покинул предместье К. и направился в город, где весь вечер пировал, а затем перебрался в Г., увеселительный дворец при входе в княжеский зверинец, где дан был фейерверк, столь же дорогостоящий, сколь и неудачный, — впрочем, как всегда. Каждый тост сопровождался пушечными залпами, причем несчастные канониры, лучше умевшие обращаться с плугом, чем с порохом, нередко получали тяжкие ранения. Но их вопли заглушались приветственными возгласами: «Виват, ксонже [70] Р.!» Те, что кричали громче других, наделялись подарками. То были не деньги, не золотые табакерки и т. п., а огромные имения со многими сотнями крепостных. Наконец дали концерт, при начале которого его светлость тихо задремал и был спящим привезен во дворец.

Необходимые для подобного времяпрепровождения средства всеми способами выжимались из подданных. Если же этого не хватало, делались долги. Потом, для того чтобы их отдать, продавались поместья. За бесценок отданы были и унаследованные от предков двенадцать золотых статуй, изображающих неких мужей в полный рост (не знаю уж, апостолов или героев), и золотой же стол, изготовленный по заказу самого князя. Все, что накапливалось веками, истощалось или вовсе исчезало в никуда, а княжеские подданные…

Но тут я умолкаю.

Князь Р. недавно умер, не оставив детей. Наследником назначен, говорят, племянник, сын его брата.

Глава XIII

Стремление к духовному и умственному развитию в борьбе с трудностями всякого рода

Благодаря усилиям моего отца, а еще более — собственному усердию, я уже к одиннадцати годам получил достаточно знаний, чтобы стать раввином. Кроме того, я обладал некоторыми отрывочными сведениями по истории, астрономии и некоторым другим наукам. Меня обуревало желание узнать еще больше, но отсутствие руководителя, подручных учебных пособий и средств препятствовало этому. Приходилось без системы и плана пользоваться всем, что подворачивалось под руку. Я понял, что для удовлетворения своей любознательности должен овладеть чтением на чужих языках. Но как? Обучаться польскому или латинскому у католика было решительно невозможно: с одной стороны, предрассудки моей нации запрещали изучать какой-либо язык, кроме еврейского (и любую книгу, помимо Талмуда с его многочисленными комментариями), а с другой — предрассудки христиан не давали им брать в ученики еврея.

При этом я был чрезвычайно стеснен в деньгах. Не так-то просто прокормить целую семью учительством, толкованием Священного Писания и т. п. Так что долгое время мои стремления оставались неосуществимыми.

Помог счастливый случай. Я заметил, что в некоторых еврейских книгах рядом с буквами нашего алфавита, обозначавшими номера страниц, часто стоят латинские и немецкие. Я, хоть и не имел ни малейшего понятия о типографском деле, пришел, однако, к заключению, что стоящие рядом буквы соотносятся друг с другом, и предположил, слыша кое-что об алфавитном порядке в латинском и немецком: а, которая напечатана возле еврейского алефа —