Аврора и Сократ - [16]

— Бритт-Карен здесь? — спросила она.

Дядя Бранде смотрел на запертую дверцу. Почему он в этот момент не сказал, что, наверное, внутри сидит девочка, но что он не знает точно, кто это, и что дверца шкафа заперта?

— Аврора ушла в магазин, — сказал он. — Заходите, садитесь!

Дядя Бранде понятия не имел, что ему сказать. К счастью, это и не требовалось, за него говорила женщина, пока в дверь снова не позвонили. Дядя Бранде молниеносно сорвался с места.

— Открывай поскорее дверцу, Аврора! Её мама здесь, и я не знаю, что ей сказать…

Аврора поспешила отыскать ключ и открыла дверцу. В шкафу стояла Бритт-Карен в шапочке и пальто.

— Пойдёмте! — сказал дядя Бранде и вывел их из комнатки.

— Ах, вот вы где! — сказала мама Бритт-Карен. — Пойдём-ка со мной домой, дочка. Аврора тоже к нам придёт, когда мы приведём квартиру в порядок. Я уже побывала в нашей старой квартире и поговорила с женщиной, которая прибирает её после нас. Большое спасибо вам от меня и большое спасибо от Бритт-Карен.

— Не за что, — сказал дядя Бранде. Бритт-Карен ничего не говорила, но, казалось, была с мамой согласна.

Когда папа вернулся домой, он сказал:

— Ну как? У вас дома тут ничего не случилось?

— Как сказать, — уклончиво ответил дядя Бранде.

— Ой, много чего, — сказала Аврора. — Но я сначала должна спросить Нюсси, могу ли рассказать.

— Деочка в капу, — сказал Сократ. — Папа, не уходи!

— Я думаю, ты должен сказать Сократу, что уйдёшь и завтра, — сказал дядя Бранде. — Иначе он тебе верить не будет.

— Деочка в капу, — повторил Сократ, и Аврора подумала, что, наверное, она должна рассказать вечером папе всё. Уж больно у него был недоумённый вид. Но одно она знала точно. Она никогда больше не будет освобождать Бритт-Карен. А сама Бритт-Карен, хотя и не очень сердилась, знала, что никогда больше не согласится жить в шкафу у Авроры. Уж лучше тогда жить в новой квартире…

А вот Сократ этот случай так легко не забыл. Через несколько дней он забежал в комнатку к Авроре. У него было очень разгорячённое лицо. Он спросил: «Деочка в капу?» — а потом с замешательством и облегчением обнаружил, что в шкафу никого нет.

— Деочки в капу нет, — сказал он.

Повесить на стенку

Папа сидел на стуле и мрачно смотрел перед собой. Авроре хотелось спросить его, в чём было дело. Но она не решалась. Очень уж у него был отчаянный взгляд. Наконец она решилась.

— Это из-за диссертации? Ты переживаешь из-за защиты?

— Конечно, переживаю. Но я ведь сам хочу защищаться. Я сам выбрал её. Дело не в этом.

— А в чём тогда? Тебе что-то ужасно не нравится?

— Пожалуй, — сказал папа. — Понимаешь, я должен сфотографироваться. Пожалуйста, принеси мне мой старый альбом с фотографиями! Может, найдём какое-нибудь фото.

Аврора тут же обрадовалась. Она очень любила рассматривать старые папины фотографии, на которых он был снят ещё мальчиком, когда жил дома у своей мамы.

Вот почему вместе с альбомом она принесла стул, на который уселась, чтобы рассматривать старые снимки.

— Положим его на стол, — сказал папа. — Откуда начнём смотреть?

— Давай начнём с самого начала, — попросила Аврора.

И вот перед ними появился младенец, который лежал на мягкой овечьей шкуре, а потом и другой снимок, на котором папина бабушка держала его на руках. Под фотографией было написано: «Наш мальчик». Аврора долго рассматривала оба снимка, прежде чем листать дальше. Вот папа в два года, весь в кудряшках.

— Ах, какой он милый! — сказала Аврора. — Ты похож на Сократика? Или это Сократик?

— Нет, это я, — сказал папа. — Я о том времени ничего не помню, но это я.

— Ага. Тебе об этом сказала твоя мама.

— А вот это время я уже помню. Я немного подрос, и папа смастерил для меня деревянную лошадку.

— Тут у тебя не так уже много кудряшек.

— Нет, здесь мне уже сделали настоящую причёску.

Они посмотрели ещё несколько снимков, и под конец папа уже пошёл в школу и потерял два передних зуба, но всё равно улыбался. Он всё рос и рос и под конец стал почти взрослым мальчиком, выпускником школы и студентом.

— Вот, её можно использовать, — сказал папа. — Вынем её из альбома и послушаем, что скажет мама.

Мама подошла, взглянула на фотографию и сказала:

— Нет, Эдвард, она не подойдёт, ведь её сняли много лет назад. И ты даже не выглядишь на ней взрослым. Придётся тебе спуститься с нашего этажа и сняться заново. И приодеться перед этим, чтобы эта фотография стала для нас памятью о том времени, когда ты защитил докторскую диссертацию.

— Хорошо, а вдруг я её защитить не смогу?

— Тогда у нас на память об этом останется фотокарточка, — сказала мама. — И ещё… У меня появилась прекрасная идея. Мы пойдём и снимемся все вчетвером, у нас ведь такой фотографии нет.

— То есть мы снимемся на семейную фотографию?

— Да, — сказала мама. — Как раз это я и имею в виду.

— И она будет висеть на стене, и через сто лет люди будут подходить к ней, рассматривать и говорить: какие же они всё-таки странные?

— Эдвард, — сказала мама. — Разве нам не повезло всем четверым? Я как раз и настаиваю на том, чтобы нам всем сняться, и тогда, когда мы станем старенькие, мы взглянем на снимок и скажем: ах, какие они были счастливые!