Аврелия - [40]

— Я заметил, что в момент покупки у Парменона Цецилии к ней приблизился Регул и сказал ей на ухо несколько слов, которых я не мог расслышать… Разве это недостаточно теперь ясно? Как вы полагаете?

— О да! Без сомнения, эта девушка приставлена Регулом шпионить за нами! — заметила великая весталка.

— А правда ли, — обратился к Вибию Метелл, — что имя торговца Парменон?

— Конечно, да, — ответил Вибий с некоторым изумлением. — А разве он тебе известен?

— Гм… очень может быть… — сказал Метелл, что-то соображая. — Этот Парменон теперь меня чрезвычайно занимает.

— Но зачем же нам бояться Регула? — спрашивала с недоумением Аврелия. — Почему его должно интересовать то, что здесь происходит?

— Дорогая воспитанница! — сказал Вибий. — В интересах твоей подруги, великой весталки, позволь нам не отвечать на этот вопрос. Но купленную рабыню ни в каком случае нельзя оставлять в этом доме!

Метелл Целер с видимым волнением ходил по комнате из угла в угол.

— Разве не странно, — сказал он, обращаясь к Вибию, — что я не могу сделать ни одного шага без того, чтобы не встретить на своем пути Регула? Он, как меч, висит у меня над головой. Один раз я уже чуть не погиб из-за него. Итак, позволь мне рассказать тебе некоторые странные и ужасные вещи. Может быть, мой рассказ поможет тебе угадать причины преследований Регула.

— Я готов слушать, — ответил Вибий, любопытство которого было сильно возбуждено этим предисловием.

— Что касается меня, — прервала Аврелия, — то я удалюсь. Я хочу сама допросить свою новую рабыню, чтобы убедиться, есть ли основание ей не доверять. Великие боги! Этот Регул начинает отравлять мою жизнь… Я буду вынуждена пожаловаться на него своему дяде Домициану, — наивно добавила она.

Метелл Целер и весталка не стали ее удерживать, тем более что в присутствии ее, племянницы императора, было бы неудобно упоминать о некоторых обстоятельствах, касающихся Домициана.

— Вы знаете, — начал Целер, — что мой отец Луций Метелл имел счастье быть лучшим другом императора Веспасиана. Семья моего отца находилась в самых дружеских отношениях с семьей Флавиев.

В Фалакрине, недалеко от Реата, у Флавиев был небольшой домик. Здесь родился Веспасиан, здесь он вырос, окруженный заботами своей бабушки Тергуллы, здесь наконец он и умер, имея шестьдесят девять лет от роду. Здесь же умер и блаженной памяти император Тит, которого во цвете лет похитила у римского народа и свела в могилу какая-то таинственная скоропостижная болезнь спустя всего лишь два года после вступления его на престол.

Император Веспасиан страстно любил этот скромный домик, где он впервые увидел свет. Он часто посещал этот уголок и не позволял делать никаких перемен в тех местах, с которыми у него были связаны воспоминания детства. Равным образом и божественный Тит относился с таким же глубоким почтением к этой скромной колыбели их славного рода.

Я ясно помню, как великий Веспасиан в то время, когда мне было всего лишь шесть или семь лет от роду, неоднократно брал меня за руку и, останавливаясь перед одним величественным деревом, за которым он ухаживал с особенным старанием, говорил с улыбкой:

«Метелл, когда у тебя будет такое же дерево, ты тоже будешь императором. В год моего рождения на моем дереве выросла такая громадная ветка, которая покрыла собой все дерево. Мой бедный отец Петроний, увидев эту ветку, громко закричал, что необыкновенный ее рост, без сомнения, предсказывает его сыну императорский трон. Ты видишь, Метелл, что предсказание дерева сбылось».

Господа, — продолжал Метелл после некоторого молчания, — я не буду касаться мелких подробностей и перейду сразу к более существенным фактам.

По смерти Веспасиана и Тита мой отец из уважения к их памяти купил этот крошечный домик. Император Домициан не хотел оставлять в своем владении дом, который слишком ясно напоминал бы о его низком происхождении.

Вам небезызвестна, господа, молва, что Домициан отравил своего брата.

— Нужно быть осторожнее в выражениях, — сказал серьезно Вибий, — в нынешнее время такого рода разговоры могут повлечь за собой очень печальные последствия.

— Это правда, — заметил Метелл, — но я один раз уже был обвинен за распространение подобных слухов, хотя и не был в этом повинен.

Затем, — продолжал он, — для завершения образования отец отправил меня в Рим, где я должен был слушать ораторов и философов. Там же он остался на своей вилле, держась вдали от двора Домициана.

Незадолго до моего отъезда отец купил для полевых работ несколько рабов. В числе их был один по имени Федрия, которого я мог бы теперь узнать из тысячи. Необыкновенное атлетическое сложение и физическая сила делали его особенно пригодным для тяжелых работ. С первого же раза этот Федрия показался мне крайне подозрительным, о чем я не замедлил доложить отцу. Однако отец нашел мои подозрения ни на чем не основанными и отклонил мое предложение тотчас же передать его в другие руки.

Будучи уже в Риме, я стал получать от отца очень тревожные письма, в которых он жаловался на возбужденное настроение своих рабов. Он писал, что чувствует себя в постоянной опасности, хотя никаких поводов для неудовольствия со своей стороны не подавал. Кончилось тем, что после одного из таких особенно отчаянных писем я бросил все и поспешил к отцу.