Авиаторы об авиации - [30]

В книге рассказана не просто биография Лавочкина, написанная по надежно апробированной канве: родился — учился — женился — открыл закон (следует название закона) или изобрел машину (следует название машины) — дружил и общался с... (следует перечисление именитых современников) — умер... Арлазорову удалось гораздо большее — рассказать творческую биографию конструктора. Биографию, многие страницы которой, наверное, приложимы и к лучшим из его коллег.

Раскрытие процесса творчества! Наверное, это одна из самых трудных задач, которые может поставить перед собой писатель. И едва ли не самая серьезная или, во всяком случае, самая реальная опасность, подстерегающая его на этом пути, — поверхностность, неумение (или нежелание) копнуть чуть поглубже первого же обнаружившегося «конфликта». Археологи знают: наиболее интересное в их раскопках редко обнаруживается в первом, самом верхнем слое снятого грунта. Ограничиться этим слоем, перестать копать дальше — означало бы обокрасть и себя, и свою науку. К сожалению, при описании процесса технического творчества такое порой случается.

Арлазоров этой опасности избежал. Он копает глубоко.

* * *

«Фронт идет через КБ» написана динамично, интересно, хорошим языком. Может быть, лучше было бы автору проявить чуть большую экономию в использовании превосходных степеней. Илья Эренбург заметил как-то, что слова «я тебя люблю» звучат сильнее, чем «я тебя очень люблю». Так и встречающиеся в книге влюбленные в авиацию инженеры или замечательные испытатели от снятия котурн, наверное, только выиграли бы. И название главы — кстати, самой по себе очень интересной и хорошо написанной — «Враг сбрасывает маску» кажется заимствованным в каком-нибудь детективе... Но, разумеется, не эти частности определяют общее впечатление от книги Арлазорова.

И последнее. Я уже говорил в этой книжке про неоднократно возникавшие споры о допустимой степени отхода от фактической основы в произведениях художественно-документального жанра.

Одни участники этих споров утверждают не только допустимость, но даже прямую необходимость свободного домысла, авторской фантазии, вольной модификации фактов в соответствии с замыслом произведения. Иначе, говорят они, исчезнет элемент художественности и останутся сухие факты, нанизанные на скучную нить хронологии.

Другая точка зрения сводится к тому, что история не простит литераторам, назвавшим свои произведения документальными, неуважительного обращения с фактами. Если же речь в этих произведениях идет о конкретных — живущих или живших — людях, то не простит этого и элементарная этика. Автор волен выбирать факты, группировать, комментировать их так, как диктует ему вкус и замысел художника, но с самими фактами обязан обращаться безукоризненно строго. Или — не называть свою работу документальной! Не вводить в заблуждение читателя, который, особенно в последние годы, склонен придавать большое значение подлинности того, о чем читает.

В спорах на эту тему как-то незаметно возникло и постепенно укрепилось никем, правда, прямо не сформулированное, но живучее мнение, будто документальность и художественность — два определяющих элемента жанра — чуть ли не исключают друг друга и, следовательно, усиление в каждом конкретном произведении одного из них возможно не иначе, как за счет ослабления другого. Иными словами: хотите, чтобы было интересно и художественно, — не держитесь за факты!..

Чем можно опровергнуть это мнение?

Только одним: книгами, в которых подлинная художественность и строгая документальность присутствовали бы одновременно.

«Фронт идет через КБ» — как раз такая книга.

В Арктике и над Арктикой

В этой небольшой книжке{13} читатель найдет все, что обещает ее название: и Арктику — страну суровой, экзотической природы, и рассказы о подвигах покорителей этой страны — подвигах подлинных, а не специально сконструированных в подтверждение тезиса о том, что, мол, для них всегда есть место в жизни. В те годы, когда М. Каминский начал работать в полярной авиации, освоение Советского Севера только начиналось. Еще совсем свежа в нашей памяти была эпопея спасения экипажа раздавленного льдами Чукотского моря парохода «Челюскин». Она показала, что, как ни сильна природа Севера, человек способен в конце концов оказаться сильнее ее. После этого речь могла идти уже не о коротких экспедиционных вторжениях в еще недавно недоступные районы, а о надежном, прочном их освоении. Пора было научиться не навещать Арктику, а жить в ней. Жить летом и зимой.

Излишне говорить, какую огромную роль в этом деле сыграла авиация. Над морями, горами и пустынями Крайнего Севера залетали уже не отдельные самолеты, а целые авиационные отряды. Конечно, сейчас, в наши дни, когда самолеты даже на полюс летают чуть ли не по расписанию, никого этим не удивишь. Но все, что имеет и умеет полярная авиация сегодня, добыто трудным опытом ее пионеров. Опыт человеческий формируется на ошибках. Теоретически это признают едва ли не все так называемые «бывалые люди». Но далеко не каждый из них особенно охотно рассказывает о тех ошибках, на которых формировался его собственный опыт. М. Каминский делает это решительно и даже как-то жестко — без оговорок и ссылок на разного рода смягчающие обстоятельства. Взять хотя бы его рассказ о чудом удавшейся вынужденной посадке в тумане между Усть-Белой и Анадырем. «Дурацкое счастье!» — говорит он про нее. Что это, скромность автора? Да, конечно, и скромность тоже. Но прежде всего — остроразвитая самокритичность, умение учиться. Учиться и профессиональному мастерству, и взаимоотношениям с людьми. Оказывается, в Арктике одно с другим связано очевиднее, чем в иных, более цивилизованных широтах.