Авиакатастрофы и приключения - [28]
С мощными воздушными потоками опытные командиры никогда не борются кренами, а только рулями поворота. Стоит создать крен, ветер тут же воткнет в землю летательный аппарат, что и случилось на том же Джугджуре с вертолетом МИ-8 № 22212 командира Сергея Клинникова шестого октября 1981 года.
Сергей выполнял рейс по маршруту Аян-Нелькан и решил лететь низом по распадкам, хотя знал, что ветер над перевалом лютует. Конечно, МИ-8 не АН-2 и мощности не занимать, но поостеречься-то надо было бы. Попал на середине перевала в гущу ураганного крутящегося, свистящего ветра со снежной коловертью, что ухудшило видимость до «О», а земля-то вот она, под ногами и скалы слева и справа. Сергей начал выполнять разворот на обратный курс, вместо того, чтоб на полной мощи лезть вверх прямо на ветер. Стоило в левом крене подставить диск винтов встречному ветру, как ветер в ту же секунду опрокинул вертолет и припечатал лопастями к противоположному склону скалы. Погибли хорошие ребята: командир Клинников, второй пилот Русанов, бортмеханик Иконников и ансамбль «Поющие гитары».
Поиск сгоревшего вертолета осуществлял Эдуард Прохоренко, ставший к тому времени начальником поисково-спасательной службы Николаевска-на-Амуре. Жаль, когда погибают ребята – бездарно, глупо. Подсказывали Сергею друзья в тот день, чтоб не лазил по распадкам, а шел верхом, – не послушал, и вот результат. Из головы не выходят слова моего друга, прекрасного летчика Виктора Изотова на мои возмущения:
– Говорил же не делать так, почему не выполняют?
– Если бы твои подчиненные выполняли то, что мы им говорим и чему учим, мы бы их в горах не искали.
Вернее, пожалуй, и не скажешь!
ИСЧЕЗЛИ, КРОМЕ ОДНОГО
Рано утром столовая аэропорта Охотск расцветала всеми цветами радуги от китайских термосов, выставляемых пилотами на столы, чтобы заполнить горячими напитками, собираясь в далекие таежные дебри. В меховых одеждах, словно медведи, заправлялись экипажи вкусной пищей и колобками выкатывались из дверей гостеприимной харчевни в клубах пара на свежий морозный воздух. Загружались бочками с горючим до полного взлетного веса 5500 кг, и один за другим с ревом отрывались от полосы, чтобы тут же исчезнуть в темно-синем небе.
В то утро, в честь праздника Советской Армии и ВМФ повара решили приготовить кроме чая и кофе еще и кисель, который пришелся по вкусу офицерам запаса, а оными были все пилоты АН-2 и технический состав. В помощь охотчанам были присланы звенья самолетов из Николаевска-на-Амуре и Благовещенска. Собралась компания из шестнадцати самолетов. Напившись киселя, жужжащая армада растворилась в северо-западном направлении.
Мы с Юрой Климовым везли соленую капусту в бочках в аэропорт Нелькан. Через час с небольшим слышим голос Бориса Ковальского:
– 4679, перейдите на свою.
Это означало переключиться по УКВ радиостанции на частоту, известную только своим экипажам.
– Что-то случилось, – заволновались мы.
– Петрович, живот режет, сил нет, что делать? – жаловался Борис.
– И у меня тоже – стонал Шагивалеев.
– У меня то же самое, – охали остальные командиры, как сговорившись.
Унитазы мы повыбрасывали для облегчения хвостовых лыжонков при подборе площадок с воздуха. В данный момент пройдена половина пути и возвращаться назад – чрезвычайное происшествие. Как командир звена, знающий способности своих подопечных, советую садиться на наледи больших размеров, выбрасывать бочки ближе к берегу, так как снег глубокий и с грузом можно не взлететь. Места посадки точно отмечать на картах, чтоб экспедиция знала, где находится их горючее. На том и порешили.
Минут через десять начали поступать доклады о благополучных посадках и лишь одного Павленко нигде не было слышно. «Может он кисель не пил или желудок сверхпрочный» – думали мы, пролетая рубеж выхода из Охотской зоны.
До Нелькана летели два часа двадцать минут и, быстро выбросив капусту, дозаправившись, взяли курс на Охотск. Через час полета услышали голос Павленко. Оказывается – он четыре часа ищет площадку на реке Уенме и все зря. Говорю ему:
– Толя, там орлиное гнездо на сосне.
– Я их уже штук десять гнезд нашел, а площадка как сквозь землю провалилась, – отвечает разгильдяй Толя.
– Какая высота у вас? – спрашиваю.
– 2400, – отвечает Павленко.
– У нас высота 2700 и за нами инверсионный след, берите курс 180 градусов, внимательно смотрите, минут через десять мы должны встретиться, – подсказываю Анатолию.
Небо иссиня-белое, видимость до горизонта и проскочить мимо друг друга мы не должны, если только Павленко над Уенмой, а не над какой другой рекой.
Раньше мне приходилось ругать его за леность вести детальную ориентировку, на что он отшучивался:
– Было бы на снегу написано: Улья, Мая, Маймакан, Аим, тогда бы другое дело, а то попробуй их узнать, когда все они одинаковые.
На этот раз Толя правильно определил реку и через семь минут радостно сообщил:
– Вижу вас, 4679.
Увидели и мы блудный самолет. Толя пристроился за нами и повели мы его на ледовую площадку. Снизились в расщелину сопок, пронеслись мимо орлиного гнезда, но площадки действительно видно не было. Внизу видимость была никудышней. Предупреждаю Павленко, чтоб немного поотстал, иначе на развороте в узкой долине немудрено и столкнуться, а сам размышляю: «Куда же исчезли 150 бочек? Не медведи же их попрятали!»
Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.