Во время разбега с поднятым во взлетное положение хвостовым оперением самолета в поле моего зрения чуть левее капота мотора оказался одиноко стоящий посреди поля аккуратный белый домик с красной крышей. После отрыва и выдерживания самолета над землей майор плавно перевел его в набор высоты. Стремительно приближающийся домик при этом сперва также плавно начал смещаться в поле зрения вниз, а затем вдруг я увидел (!), как он повалился со все возрастающей скоростью навстречу движению нашего самолета. Но пронаблюдать за окончанием падения домика белым фасадом на травку подворья мне не пришлось: красная крыша скрылась под центропланом Ут-2, и в этот момент я понял, что опрокидывание домика навстречу мне было кажущимся – ускоренное изменение ракурса наблюдавшегося с летящего на малой высоте самолета домика (неподвижного наземного объекта) мои неопытные глаза и мозг восприняли как падение или опрокидывание его навстречу самолету. (Это случайное наблюдение в первом в жизни полете удивило и запомнилось в силу новизны впечатления. В последующем при выполнении взлетов и в полетах на предельно малых высотах нечто похожее иногда успевало отмечаться каким-то краем сознания, но воспринималось не как мешающий работе обман зрения или иллюзия, а как естественное и привычное явление).
Ведя самолет по большому кругу с набором высоты, майор Капров время от времени информирует меня об этапах и выполняемых им элементах полета, характерных ориентирах и т.п. Конечно, связной радиостанции и какого- либо электронного устройства (СПУ) на Ут-2 не было. Но безотказно действовало одностороннее «направление связи» при помощи резинового шланга или трубки, соединявшей кабину инструктора с кабиной курсанта. В кабине инструктора к трубке подсоединен был пластмассовый или металлический раструб, неофициально называвшийся «матюгальником». В кабине курсанта свободный конец трубки обучаемый надевал на патрубок «железного уха», помещавшегося в наушнике летного шлема. Благодаря этому нехитрому устройству курсант получал возможность от начала до конца полета хорошо слышать все обращенные к нему замечания, похвалы и укоризненные слова и выражения обучающих или контролирующих. Не могу не воспользоваться случаем сказать: в голосе нашего инструктора мы улавливали иногда досаду или недовольство, но никогда он не употреблял бранных и грубых слов.
Замечаю, что по мере набора высоты блекнут, приобретая приглушенные, пастельные тона краски земной и морской поверхности. Поражает обилие и масштабность следов деятельности людей на Земле. Впечатляют большие площади, занимаемые казачьими станицами. Обращает на себя внимание большая протяженность прямолинейных отрезков автомобильных дорог, проложенных на просторах равнинной приазовской степи, и характерная геометрическая правильность и плавность поворотов железной дороги. Вся обозреваемая площадь обрабатываемой земли будто по линейке расчерчена на прямоугольники просторных полей и пастбищ полезащитными лесонасаждениями, тянущимися, как правило, в двух основных направлениях: север-юг, запад-восток.
На высоте 800 м майор Капров установил режим горизонтального полета. Проходя над аэродромом, он выполнил «змейку» – последовательные отвороты вправо и влево на 15 градусов от генерального курса полета с кренами 15 градусов, выполняемые для контроля заслоняемых в горизонтальном полете фюзеляжем и крылом самолета областей сферы воздушного пространства спереди, сзади и в нижней полусфере. Заодно командир аэ дал мне возможность хорошо рассмотреть сверху станицу Кухаревку и прилегающий к ней аэродром с разбитым (т.е. выложенным с помощью полотнищ и флажков) строго против ветра стартом.
Выведя самолет из «змейки» на прежний курс в направлении от четвертого к первому развороту, майор сказал: «Пройдем немного по прямой в горизонте и начнем снижение до трехсот метров для захода на посадку». И сразу после этого при неизменном положении сектора газа резко изменился характер работы мотора: нарушился ритм, упали обороты, мотор «чихнул»
раз-другой и заглох с замершим в почти вертикальном положении двухлопастным деревянным воздушным винтом («палкой» – на авиационном жаргоне того времени). Стал слышен шипящий шум воздушного потока, обтекающий самолет. Я еще только соображаю, что произошло, а майор Капров решительными движениями ручки управления перевел самолет в режим планирования и начал плавно разворачивать его влево с креном 25-30 градусов. Полуобернувшись в мою сторону, он совершенно спокойно сказал: «Высота есть, аэродром под нами. Сядем на него. Держись за управление, смотри и запоминай, как это делается».
Используя высокое аэродинамическое качество самолета Ут-2 (около восемнадцати единиц!), строго выдерживая скорость планирования и соблюдая координацию, успевая лаконично информировать меня о своих действиях, командир точно вывел самолет на необходимом удалении от аэродрома с заведомым (для гарантии) небольшим превышением на посадочный курс, уточнил расчет на посадку скольжением, «погасив» ставший уже ненужным запас высоты, и плавно «притер» самолет на три точки у посадочного «Т».
