Остается еще контрольный пункт архипелага Франца Иосифа. Берем курс на остров Рудольфа. Он почти совпадает с курсом на полюс. До архипелага 800 км. Сначала идем при ясной, безоблачной погоде, но через несколько часов начинают появляться отдельные облака. Сгущаясь, они переходят в сплошные, скрывая от нас воду. По времени подходим к архипелагу; увидим ли мы его? Но вот над облаками появляются темные точки, вырастающие в разные по величине вершины гор. Определить по ним расположение отдельных островов невозможно. Разрывов в облаках нет, наоборот, облачность уплотняется, солнце тускнеет. К тому же, сейчас оно уже низко над горизонтом, и пейзаж приобретает мрачный характер. Видимость впереди ухудшается, и возникает сплошная темная завеса и вправо, и влево, и вверх, насколько позволяет видеть глаз. Это циклон. Циклон по плану, по прогнозу, точно на своем месте. Как он нас встретит? Какая будет высота облачности? Какой интенсивности, характера, плотности? Будет ли обледенение? Какой силы? Как долго? Будет ли "зайчик" на "СУКе" - солнечном указателе курса, или облачность не пропустит его луча, а магнитный компас откажет? Тысячи вопросов роятся в голове. Начинается борьба. Мы идем вперед, набирая высоту, впервые ломая график. Вверх, вверх, как можно выше. Чем выше, тем реже облачность, тем ниже температура, тем меньше шансов на обледенение… Но самолет еще тяжел. Мотор работает на полной мощности, но набирает высоту медленно, вот и предел. Входим в облака, начинается слепой полет. Включен обогрев приемника указателя скорости - трубка Пито. Вот и обледенение: стенки фонаря мутнеют, покрываются слоем инея. Включен антиобледенитель винта.
Болтанки нет, самолет идет спокойно, управлять легко. Температура воздуха -20, но в кабине тепло, обогрев работает хорошо, температура положительная, но в нижней части кабины в ногах значительно холоднее.
Слепой полет продолжается около часа, потом облачность редеет, понижается, появляются разрывы в слоях и, наконец, отдельные редкие окна. Сквозь них просматривается поверхность океана, покрытая льдом. Высоко, видно плохо, но можно различить льдины, прорезанные сетью темно-синих разводов причудливо разнообразной формы и размеров, но все же подчиненных какому-то ритму и закономерности, подобные которым я увидел позже на картинах Поллока и Дебюффе. Вот он какой - дрейфующий лед, простирающийся на тысячи километров. На одной из таких льдин наша группа зимовщиков во главе с Папаниным. Но мы их не увидим. Мы пройдем точно над полюсом, а они уже сдрейфовали к югу в направлении Гренландии.
Облачность не расходится, мы идем в дымке, которая то становится прозрачнее, то снова сгущается. Под нами непрерывно идут облака, не очень плотные, с редкими разрывами.
Связь с Москвой держится, но становится значительно слабее.
Перед полюсом облачность снова уплотняется и становится сплошной. Это уже новый циклон, не предусмотренный прогнозом. Снова набираем высоту, теперь уже до 6000 м, но облака идут еще выше и опять надо идти слепым полетом. Снова в кислородных масках, опять обледенение, но терпимое, небольшое, и не угрожающее неприяностями.
С приближением к полюсу проходим и этот циклон, можно снизиться до 4000 м. Мы в полете уже 24 часа, сутки.
Под нами полюс, вершина мира, которая так влекла к себе непреклонных исследователей. Сколько жизней отдано в борьбе за его покорение, сколько неосуществленных дерзких попыток. Торжественные минуты, но они как-то условны, умозрительны, и однообразие льдин, облачности и полета ничем не нарушается. Ледяная пустыня простирается на четыре тысячи километров и впереди предстоит пройти значительно больше. Теперь курс на юг. Юг, во все стороны юг. Но компас не работает и идем по СУКу, надежно дающему нам направление полета.
Время тянется томительно медленно. Однообразен шум мотора. Иногда мотор дает выхлоп в карбюратор; это значит, что слишком бедна смесь, слишком экономична, мала подача бензина, надо ее слегка увеличить. Расход горючего минимален. Мы идем по идеальному графику, отлично.
За полюсом связь с землей прервы-ается, мы ничего не слышим. Теперь мы оторваны от всего мира. Пролетели полюс "недоступности", где никто не бывал, никто не летал, исключая самолет Чкалова. Однообразная ледяная пустныня, она кажется бесконечной, бескрайней.
Занимаемся текущими делами, переключением бензобаков, перекачкой масла из расходного в общий бак для прогрева его, подкачиванием воды в расширительный бачок, записями, расчетами. Все идет нормально, оборудование работает, мотор крутится теперь уже легче, мощность значительно снижена, режим близкий к среднему.
Однообразно унылая картина Ледовитого океана с нескончаемыми льдами и облачностью теперь разнообразится не только островами, но и освещением, игрой красок. Пробивающиеся сквозь дымку лучи солнца обогащают эти безжизненные места вариантами сочетаний изумрудных, голубых, розовых и других полос нежных оттенков. Редеют льды, и синяя вода еще больше оживляет пейзаж.
Налаживается связь с американскими радиостанциями. Слышен Анко-ридж, но передают они быстро и ловить их трудно. Вот и тундра Канады. Сплошные болотистые земли с частыми озерами. На случай посадки это еще хуже, чем льдины. Неприглядная картина. Тундра тянется долго. Полет протекает на высоте 2000-3000 м. Но кончается и тундра. Появляется зелень, первая настоящая земля за все время полета. Как приятно видеть под собой твердую поверхность, способную выдержать посадку самолета, обитаемую землю. Потом следуют кустарники, редкие деревья и, наконец, первые строения. Равнина переходит в холмы, затем в предгорья. К сожалению, этот разнообразный пейзаж длится недолго.
