Августовские молнии - [21]

Когда на моем фланге все успокоилось, я передал Бенитесу приказ прекратить огонь по своим и тут же услышал, что к востоку от Куэвано идет ожесточенная перестрелка. Я велел полковнику Пачеко взять две роты солдат и произвести разведку.

Только Пачеко ушел, как галопом прискакал на муле Бенитес.

— Это не я вас обстреливаю. Уже полчаса, как у меня кончились снаряды, — сообщил он, спешившись.

— Вот так так! Значит, сыпавшаяся на нас шрапнель вылетала — милое дело! — из орудий моего дорогого друга Германа Тренсы. К счастью, снаряды ложились так неточно, что не причинили нам большого вреда.

Я немедленно приказал направить гонца к Герману, чтобы сообщить ему наше местоположение.

— Установите орудия, Бенитес, и будьте добры обстрелять город, — распорядился я.

— Есть, генерал!

Город тут же был подвергнет обстрелу, в результате которого и оказалось двадцать жертв среди гражданского населения.

Винтовочная пальба на восточном фланге внезапно прекратилась. От возвратившегося Пачеко мы узнали, что перестрелка происходила между двумя соединениями неприятельских войск под командою Макарио Агиляра, которые, маневрируя в темноте, столкнулись и приняли друг друга за неприятеля, то есть за нас. Таковы неожиданности ночных боев.

— Прекратить огонь! — скомандовал я, как только умолкла артиллерия Тренсы. Мы решили дождаться рассвета, ведь и без того неразбериха была полная.

Когда забрезжил день, мы увидели, что три эшелона с неприятельскими войсками отходят в сторону Мехико. Мы заорали от радости — победа осталась за нами! Куэвано был в наших руках. Два часа спустя после только что описанных событий эшелоны были перехвачены частями Хамелеона, которые неслышно подошли из Ирапуато.

Макарио Агиляру удалось ускользнуть, а через два дня он объявился в Селайе, где как раз стоял штаб Маседонио Гальвеса. Стараниями Видаля Санчеса Агиляра предали военно-полевому суду и расстреляли по обвинению в государственной измене. Это было второе из бесчисленных преступлений Видаля Санчеса, ибо Макарио не совершал никакой измены. Просто мы одержали над ним победу, оттого что храбро дрались и что нам повезло, — вот и все.

Глава XIV

Штаб Тренсы располагался в Каторсе, в доме у самой станции. Возле дома толпилось множество солдат, празднующих победу и потому уже несколько навеселе, хотя еще не было и девяти утра. Я спешился и, поручив своего коня заботам денщика, вошел в здание штаба, где Тренса сидел за завтраком с Камилой — она с ним не расставалась. Увидев меня, он поднялся и сказал:

— Лупе, мы одержали замечательную победу!

— Мы пахали! — рассердился я и стал упрекать его в безобразной организации боя: ведьего, Тренсы, роль свелась в конечном счете к тому, что он палил по мне что было мочи. Он и в глаза не видел неприятеля, и, если бы тому не пришло в голову убраться motu proprio[11], бой не принес бы и половины того успеха, какого мы добились.

Но Тренса не был расположен обращать внимание на «мелкие неприятности», как он называл отсутствие согласованных действий.

— Если даже при такой плохой организации наша взяла, что будет, когда мы организуемся как следует?!

Он пригласил меня присесть, и Камила принесла завтрак. Я был ей очень благодарен, потому что уже долгое время у меня во рту росинки маковой не было.

У нас имелись причины радоваться. Мы распоряжались большим железнодорожным узлом, «ключом к Центральному плато», как его величают в сочинениях по географии, города с населением в сто тысяч жителей; к тому же мы находились всего в семистах километрах от Мехико.

Мы все еще сидели за столом, когда явилась делегация городского совета Куэвано.

— Какие гарантии вы можете нам дать? — задал вопрос дон Педро Варгас, председатель коммерческой палаты.

— Никаких.

Мы втолковали ему кое-что о законах военного времени. Гарнизон ушел, и город был предоставлен в наше распоряжение.

Как только прибыл Хамелеон, мы договорились друг с другом и вступили в город с трех сторон. Не обошлось без грабежей, и к восьми вечера мы уже расстреляли шесть человек за различные преступления, после чего воцарился порядок; в городе было введено военное положение.

Наследующий день Тренса в качестве командующего оккупационными войсками издал декрет о конфискации всех имеющихся в городе запасов продовольствия и ценных бумаг, находившихся в банках, а также об аресте двадцати заложников — представителей самых знатных семейств; выкуп за них будет установлен по соглашению.

К вечеру на двух «куртиссах» военно-воздушных сил прибыли Вальдивия, Рамирес и Орасио Флорес, прихватив с собой целый ворох прокламаций и политических манифестов, отпечатанных в Тампико; их расклеили на улицах, но читать прокламации было некому — весь народ со страху сидел по домам.

Когда к нам присоединились Анастасио Родригес и Одилон Рендон, мы собрали военный совет с целью решить, как принято выражаться, будущее Революции.

— Нам необходимо учредить пост главнокомандующего, — заявил Вальдивия на этом заседании и произнес речь на целых четверть часа, после чего мы назначили его главнокомандующим Восточной армии Освободительных сил — именно так мы решили назвать себя.