Август в Императориуме - [73]

Но вот и набережная. Оба, не сговариваясь, взбежали на ступени Биржи[38], где расположилась часть зевак; другая, побольше, предпочла высоте обзора близость к действу. Зрители постепенно накапливались и слева, устраиваясь, как на скамьях, в стилизованных рыбах чугунной ограды Управления Хлеба и Зрелищ (им оборачивался у реки «Каспар Хаузер»), и справа, за Отводным Желобом, на внушительном чёрномраморном парапете и тумбах «Горэлектросети» (обратнолике «Каламиты Счастливой»), и, конечно, в своеобразной VIP-зоне — там, где Желоб нырял под плиты набережной, на масляно-блестящих телескопических опорах-штангах висела площадка-веранда дорогущей Винокофейни «Панорама», уже поднятая по максимуму, и оттуда, несмотря на собирающуюся нешуточную грозу, доносились возбужденные голоса (видимо, делались и принимались ставки).

— Гляди, гляди, вон там, видишь? — Пончо не мог усидеть спокойно. — Их отогнали к мосту и на мост! — Он тыкал пальцем в полураздето-разряженную нестройную массу, гомонившую и потрясавшую цветочными корзинами и букетами, гирляндами и купами голубых и розовых воздушных шаров, растянутыми на шестах портретами, амурками, гобеленами и макраме, тряцацками и изысканно оформленными ростовыми картонными изображениями обнажённых юношей и девушек в венках.

— Вижу, и что? Эстеты и эстетки смиренно выражают своё недовольство, не более!

— То-то и оно, тактик хренов, и чему тебя только учили! Мост-то запружен наглухо, и если сейчас кто-нибудь попрёт…

— Чёрт… — сквозь зубы пробормотал Рамон. Не если. ОБЯЗАТЕЛЬНО попрёт. Уже прёт — ПУННА сигналит, как полковая труба! И прёт худший из вариантов! Ну и неделька…

Он рванулся было на мост — быстренько построить и увести несчастных (увлёкшийся Пончо даже не заметил его движения), но понял, что не успеет: эти полторы сотни метров уже равнялись километрам, потому что с той стороны с гимническим грохотом и лязгом неудержимо ломилась тупая безжалостная Сила… Марширующие центурии шифастов — сотни, а по случаю праздника, наверное, и тысячи спаянных в железные шеренги, накачанных бритоголовых и каменнолобых ультрас в туго шнурованных «говнодавах», чёрно— и коричневокожих штанах и майках, с барабанами, бейсбольными битами, цепями, ножами и кастетами. Кто-то крикнул «красиво идут!», однако электрический грохот их внезапно взревевшей музорги буквально смёл все прочие звуки (а мощный движок надыбали!).

Дальнейшее заставило зрителей застыть в восхищённом ужасе: шифасты адмираблистов НЕ ЗАМЕТИЛИ — они шли сцепиться с Орденомолом. Пару минут старинный многоарочный Мост Энтузиастов — с почтенными чёрно-прозеленевшими разводами по белому камню, полувыломанной кегельно-пузатой балюстрадой, обильной алебастровой лепниной и скульптурой на каждой тумбе — был картиной «Танки на крыше, прыгай кто дышит!»: наобочь от мерно, как шатуны-поршни, шагающих локтей и колен, порой выдравшись прямо из-под тысяченогой гусеницы, выметывались и валились в воду, нелепо взмахивая руками и раздирая беззвучными криками рты, молодые и не очень, тощие и грузные, в ошметьях своих воздушных шелково-шифонных тряпок и в дожде обломков жалкой наглядной агитации — а вслед за людьми в воду сыпались, разламываясь, тяжёлые колеса их повозок, доски и плашечно-фанерные аппликации; носились и лопались шарики, рваные полотна амурок, гобеленов и макраме накрывали барахтающихся… Но где же городская стража? Почему на Трибунной Башне рядом с мостом одни зеваки?

— А стражники-то к завтрашнему готовятся — где-то в Грязях репетируют! — возбуждённо прокричал Рамону в ухо догадливый Пончо. — Здесь только дежурные наряды!

— Они что — идиоты? — так же в ухо проорал барон.

— Конечно! Но кто установил предельную численность Корпуса Стражей, а? То-то же!

— Орден здесь ни при чём!

— Орден всегда при чём! Не волнуйся, минут через пятнадцать Наместник свои отряды пришлет!

— Через пятнадцать?! Да здесь уже смертоубийство!

— Да, и как бы нас не накрыло! Опа, гляди — щас решётки Хлеба и Зрелищ рухнут!

Стальной поршень колонны шифастов, как масло, выдавливал впереди себя остатки эстетов и прижимал их к зрителям, устроившимся на чугунном орнаменте ограды ближайшего здания и рядом. Мелькали искажённые ужасом, в крови и потёкшей краске лица изнеженных обречённых адмираблистов: зрители, борясь за свои жизни, отпихивали руками и ногами обезумевших обратно, и шифасты, на ходу перестраивая колонну в нечто вроде фаланги, шли прямо по ним… Приблизилась и музорга — влекомая тягачом (и где раздобыли?) восьмиколесная платформа, уставленная мегаваттными колонками, посреди которых размеренно бесилась облачённая в звериные шкуры и рогатые шлемы группа.

В секундную паузу Пончо потрясенно выдохнул:

— Ух ты, сама «КанонАда»…

Последующие слова были снесены новым взрывом гитар и ударных, на сей раз более разборчивым. Рамон ощутил чудовищную мощь ступающего слоновьей ногой и сотрясающего асфальт набережной нажелезенного риффа (Пу-ум, пум-пум-пурум-пурум, пу-ум, пум-пум-пурум! Пу-ум, пум-пум-пурум-пурум, пу-ум, пум-пум-пурум!) и по слаженно-оглушительным хоровым репликам марширующих на месте шифастов понял, что поется боевой гимн (не хватало только щитов, чтобы греметь о них мечами):