Август в Императориуме - [72]

— Каждый раз, когда бываю здесь, особенно вечером, не могу отделаться от мысли: почему, хотя фонтану уже больше столетия, до сих пор ничего не известно о его создателе? Ведь не мог же этот гений просто провалиться сквозь землю и ничем больше не отметиться! — внезапно не удержался Рамон и тут же понял глупость этого «до сих пор».

— Не ты один интересуешься, — хмыкнул Пончо. — Фонтан возводили тридцать два года, официально строительством руководил сам тогдашний Наместник Ает Дамна, от лица которого выступал некий Бафинус Девятилун, а в подрядчиках ходил какой-то Леавинчи… Поди разбери теперь, одно это лицо или несколько и кто из них кто! Без чудо-техники здесь, понятное дело, не обошлось, и если кто и знает ответы, то наверняка в Ордене, но, насколько мне известно, у вас большие проблемы со свободой информации!

— Нет у нас никаких проблем, — отрезал барон. — Каждый ранг знает всё, что ему положено… Хотя ты прав, — опять-таки внезапно сознался он (не иначе дурной пример Ю Эс Би — откровенничать потянуло…), — если это не военная или стратегическая тайна, могли бы и не скрывать…

— А вдруг это именно тайна? Ведь говорят же, что каждый тысячный вошедший в фонтан исчезает, причем не насовсем сразу, нет, потом появляется, несёт всякие глупости, а через какое-то время уже всё, кранты!

— Ага, а ещё это случается не то лишь в полнолуние, не то наоборот — в новолуние, и не тысячный, а трёхсотпятидесятый…

— Не веришь? Зря! Вон, взгляни! — снова возбудившийся Пончо показал Рамону отрешённого вида обнявшуюся парочку в струящемся шафрановом одеянии (одном на двоих), застывшую на парапете перед неподвижным водяным зеркалом пятнадцатиметровой глубины. — Принцы Вечности[37] на месте, того гляди сиганут! Сам лично одного за эту бесконечную тряпку вытаскивал — такую длинную, что он успел в легкие и желудок полфонтана набрать!

— Ну, это просто городские сумасшедшие…

— Ой ли? Когда ты созерцаешь работающий фонтан или бродишь в нем, какое слово, кроме всяких эпитетов, всегда приходит в голову? Быстро, не задумываясь!

— Лабиринт.

— Вот! А почему?

— Потому что якобы никто не может сосчитать все комбинации поворотных участков, передвижных водомётов и светильников, меняющих вид галерей, углы обзора и маршруты прохождения, т. е. зрелище и путь всегда непредсказуемы, особенно в Центральном Октагоне, — терпеливо отвечал Рамон, все ещё не понимая (куда клонит этот проныра?). — Я скорей поверю, что там работает банда грабителей-убийц, которой известен секрет фонтана: выбирают себе жертву, заманивают, грабят, сбрасывают в какой-нибудь потайной колодец — вот тебе и легенда!

— Не просёк? Вернись к началу, как изрек однажды Квазид!

Рамон вздрогнул… Они что, сговорились? И что значит в данном случае «вернись к началу»? В начале у него только один лабиринт — Обсидиановый, великий и ужасный, который мало кто рисковал проходить дважды…

Смутная, пробирающая морозом догадка тихо постучалась в двери его разума, как зимним утром давно предавшая возлюбленная или душа, вернувшаяся из сновидений, — но Пончо, неугомонный, вечно увлекающийся и отвлекающий Пончо уже сменил пластинку:

— Ха, а я знаю, что там происходит! Это репетиция завтрашнего Парада Выборов Адмирабля, т. е. не всего Парада, а прохождения его отдельных синтагм — сейчас скажу, кто именно репетирует… — Пончо пару секунд прислушался к воплям рупора, и лицо его просияло. — Сто пром: Герундий Факин орденомольцев своих дрессирует! Ого, и адмираблисты тоже здесь — наверное, начальники время и место не поделили! Ну, готовься, друг Рамоша — заварушка будет что надо, обещаю!

— А по-моему, вряд ли, — Рамон критически вслушался в два пытающихся перекричать друг друга сборища. — Я видел адмираблистов — какие же из них драчуны? Разбегутся, и все.

— Я и не утверждал, что именно адмираблисты способны факинцам в кису насыпать! — засмеялся Пончо. На ходу он подпрыгивал от возбуждения и быстро вертел головой во все стороны (как тряцацка на шарнирах, мелькнуло у Рамона). — Где есть двое, третий всегда найдется, а четвертому с пятым уже путь укажут! Давай-ка место получше найдем да глазенапы вылупим, как любил говаривать мой покойный пра-пра!

— У тебя даже дедушка был? Извини, друг, но никак, знаешь, не могу вообразить себе маленького Пончо! Представляю себе то масленый пончик, то какого-то мохнатого и похотливого зубастика из фильма, причем травящего анекдоты, хотя ещё материнское винище на губах не обсохло!

— Всё глумишься, мечехвост? Глумись, глумись, ты-то уж точно не был ни мохнатым, ни похотливым — наверное, мечтал на горшке целыми сутками или лепил что-нибудь из грязи!

Так, мило беседуя, они прошли двухэтажный фасад «Каракаллы» и стали спускаться мимо её бесконечного обшарпанного бока, разрисованного всякими цветными непристойностями, по узкой каменной лестнице с кусками и крошевом отбитой штукатурки, кипарисовыми иглами и шишками. По правую руку дохнул сыростью, отсалютовал скрещёнными алебардами ржавой тоннельной решетки и разверзся Отводной Желоб Адорайского Фонтана, он же главная дренажная канава Проспекта — выложенный камнем водоспуск в виде десятиметровых квадратов-ступеней. Сейчас он был замусорен и относительно сух, только в выбоинах донных плит стояла вода, и в этих нечаянных озерцах, кроме тучного неба, плавало черт знает что… Пока они спускались, вид слева закрывала стена, справа и спереди — густо насаженные кипарисы и дурманящие бело-розовые олеандры, так что пахло одновременно сладостью и сырой гнилью, и с непривычки могло перехватить дыхание.