Аватары Тьмы! - [16]

Про других детей Андрей тоже мог точно сказать, живы их родители или нет. У большинства, кстати, хотя бы один ближайший предок определённо был жив, однако, несмотря на это, настоящая связь с ним у потомка отсутствовала. Не была обрезана, как в случае смерти родителя, а просто засохла, сгнила или даже рассыпалась в пыль. Да, Андрей видел много уничтоженных кровных связей, но никогда не говорил об этом их обладателям, потому что знал: нельзя возродить исчезнувшее. Глупо ждать и надеяться, что твоя биологическая мать вдруг найдётся, если ты для неё давно уже ничего не значишь, и она о тебе даже не помнит. К тем, у кого связь была, пусть даже очень слабая и тонкая, родаки приходили. Пусть изредка, по выходным или вообще раз в год, но обязательно появлялись. А остальным лучше было считать, что и мать и отец умерли.

Как у Андрея. Тогда не терзаешься тупым ожиданием и можешь сам распоряжаться собственной жизнью. Вот он и распоряжался. Пытался, вернее, снова и снова. И хотя, в конечном итоге, всё равно всегда попадался, желание хотя бы ненадолго обрести полную свободу не пропадало в нём никогда. Просто он видел, что работавшим в детдомах чужим взрослым на самом деле нет до него никакого дела, и не понимал, почему должен именно их слушаться. Их контроль раздражал, да так, что терпеть невозможно…

А ещё было так приятно ощутить их панику, когда его бегство обнаруживалось! Расшевелить закостеневшие, профессионально деформированные души и смотреть, как там прорастают — пусть даже в основном неприятные, однако всегда по-настоящему живые — чувства. Воспитатели, по большей части, конечно, злились на него и боялись привлечения к ответственности, если с мальчишкой случится беда, но вместе с тем порой улавливалось и искреннее сочувствие, волнение, как он там один, в холоде и голоде… В любом случае, Андрей переставал быть для них пустым местом, и что бы воспитатели ни чувствовали, они думали о нём, как об особенном мальчике, сразу выделяя его из общей биомассы приютской детворы, и это грело его одинокую душу.

Но однажды Андрей перестарался: во время автобусной экскурсии он убежал так далеко, что вообще перестал чувствовать людей, и, что ещё хуже, забрёл слишком глубоко в лес. Сообразив, что больше не слышит шума дороги и не видит никаких просветов, мальчик остановился и, закрыв глаза, сосредоточился, пытаясь уловить хоть какие-то отблески человеческих эмоций — ничего. Пройдя метров пятьсот куда глаза глядят, он попробовал снова — и опять безрезультатно. Задрал голову, припоминая, где было солнце, когда он вбежал в лес, но тщетно, потому что просто не обратил на это внимания. Походив ещё с полчаса в разных направлениях, Андрей понял, что заблудился.

Мобильный телефон остался у взрослых — воспитатели всегда хранили оплачиваемые детдомом гаджеты у себя, чтобы дети их не разбили, не потеряли или их не украли. Телефоны выдавали по просьбе, в случае необходимости, а во время экскурсии — какая необходимость? Слушай экскурсовода, а потом, вернувшись в автобус, сможешь воспользоваться телефоном, если тебе надо, да и то — строго дозировано. Но Андрей в автобус не вернулся — он улучил момент, когда все отвлеклись, и тихонько сбежал, а потом чесанул в лес — вот и вся история, как он остался в глухой чащобе совершенно один и без связи.

В панике он завертелся на месте, всматриваясь в просветы между деревьями — вдруг там есть тропинка или мелькнёт что-то знакомое, — но лес везде выглядел абсолютно одинаково.

— Эй! Я здесь! — громко закричал он, потом приложил руки ко рту рупором и позвал что есть мочи: — Мария Андреевна! Пётр Семёнович!

Но ни сопровождавшая детей классная руководительница, ни поехавший с ними завхоз не откликнулись. Естественно — ведь Андрей их совсем не чувствовал. Тем не менее он продолжал звать их ещё и ещё, в какой-то глупой надежде на чудо, пока не охрип.

Потом долго шёл в одном, как ему казалось, направлении, пока вдруг не заметил сломанное дерево, удивительно похожее на то, что он видел, когда только обнаружил, что заблудился. Неужели он тупо сделал круг? Мальчишка стал загнанно озираться, но, кроме дерева, ничего больше не вспоминалось, да и какая теперь разница — круг или не круг?!

Скоро стемнеет, а у него с собой ни спичек, ни еды, ни воды!

Зато полно свободы. Той самой, о которой он всё время мечтал. Вот тебе! хотел — получи, Андрюша! кушай свободу, родной, полным ртом!..

Сев на землю, он обхватил ноги и, упёршись в колени лбом, горько заплакал.

Когда стало смеркаться, из глубины леса послышался громкий шорох, и мальчик, с криком «Я здесь, помогите!» рванул на звук, в надежде, что это люди. Но, пробежав бог знает сколько метров или даже километров? — похоже, от возбуждения и страха Андрей на время совсем потерял способность соображать — в итоге так никого и не нашёл: видимо, шумел зверь, который скрылся, напуганный треском кустов и воплями.

Зверь?.. — Андрей огляделся, но уже сгустились сумерки, и почти ничего не было видно. А что, если ночью ему встретится волк? а медведь?! Заметив рядом кряжистое дерево с низко начинавшимися ветвями, мальчишка резво залез на них, и кое-как устроился в развилке, прислонившись к толстому стволу спиной и стараясь не думать о том, что медведи тоже умеют лазать по деревьям. Под мокрую от пота рубашку стал забираться холод, и ещё страшно хотелось пить, но Андрей терпел, решив не слезать, пока не посветлеет. Он плотнее запахнул ветровку, обхватил себя руками и, нахохлившись, словно замёрзший воробей, посмотрел вверх: сквозь крону просвечивало тёмное небо. Андрей долго наблюдал, как ветер шевелит ветви, открывая первые звёзды и разные кусочки луны — он ждал зловещего круглого глаза, однако это оказался хоть и толстый, но уже идущий на убыль месяц, и мальчишка, наблюдая, как снова и снова дробят его свет чёрные пятна листьев, не заметил, как задремал.