Аура - [4]

Ты спускаешься по ней, ведя счет ступенькам: к этому тебе тоже придется привыкать в доме сеньоры Льоренте. Спускаешься все ниже, и вдруг под ногой вспыхивают две красные бусинки: ты едва не наступил на кролика, который резко отпрыгивает в сторону и пускается наутек.

Ты уверенным шагом пересекаешь переднюю, потому что Аура уже поджидает тебя со свечой в руке у приоткрытой двери с матовыми стеклами. Улыбаясь, ты направляешься к ней, но, не дойдя до девушки каких-нибудь двух шагов, замираешь на месте: откуда-то доносится жалобное мяуканье, причем не одной, а сразу нескольких кошек. Убедившись, что слух тебя не обманывает, ты входишь в двери гостиной вслед за Аурой.

– Это кошки, – подтвердит девушка. – Наш квартал кишит мышами.

Вы проходите через гостиную: мебель в чехлах из матового шелка; горка, заполненная фарфоровыми статуэтками, часами с музыкой, орденами, хрустальными шариками; персидские ковры; картины, изображающие пасторальные сцены. На окнах зеленые бархатные шторы. И Аура тоже в зеленом.

– Как устроились?

– Прекрасно. Осталось только забрать кое-какие вещи из дома, где я…

– В этом нет нужды. За ними уже послан слуга.

– Не стоило беспокоиться.

Ты входишь вслед за Аурой в столовую, и она ставит подсвечник в центре стола. В комнате зябко и сыро. Ее стены обшиты темным деревом с готическим орнаментом в виде стрельчатых арок и розеток. Кошачий концерт наконец-то прекратился. Усаживаясь за стол, ты замечаешь на нем четыре прибора, два больших блюда под серебряными крышками и покрытую зеленоватым налетом бутылку старого вина.

Аура снимает крышку, и ты вдыхаешь терпкий запах почек в луковом соусе. Пока она раскладывает их по тарелкам, ты откупориваешь бутылку и наполняешь граненые бокалы густой красной жидкостью. Тебе любопытно, что это за марка, но разобрать название под толстым налетом невозможно. Из другого блюда девушка достает тушенные целиком помидоры.

– Простите, – осведомляешься ты, кивая на два лишних прибора и два свободных стула. – Мы еще кого-то ждем?

Аура продолжает перекладывать помидоры в тарелки.

– Нет. Сеньора Консуэло к вечеру почувствовала слабость. Она не будет с нами ужинать.

– Сеньора Консуэло? Ваша тетушка?

– Да. Она просит вас зайти к ней после ужина.

Вы молча приступаете к еде, пьете старое и на редкость густое вино, и ты то неотрывно смотришь на Ауру, но, спохватившись, отводишь глаза, чтобы девушка ничего не заподозрила. Тебе почему-то хочется раз и навсегда запомнить ее черты. Но странное дело, как только ты перестаешь на нее смотреть, образ меркнет, расплывается, и какая-то неодолимая сила вновь и вновь заставляет тебя вглядываться в ее лицо. Аура сидит, как обычно, потупив глаза. Ты лезешь в карман пиджака за сигаретами, обнаруживаешь там маленький ключик и спохватываешься:

– Ох, совсем забыл: у меня ведь один ящик в столе заперт! Там все мои документы.

Она тихо произносит:

– Значит… вы хотите уйти?

В ее словах слышится упрек. Тебе становится неловко, и ты протягиваешь ей ключ.

– Да нет, мне не к спеху.

Но она явно избегает прикосновения твоих пальцев, по-прежнему держа руки на коленях. Потом вскидывает голову, и ты опять начинаешь сомневаться, не мерещится ли тебе все это, или, может, вино виновато в том, что эти зеленые, чистые, сияющие глаза завораживают тебя, лишая разума. Ты поднимаешься со своего места, встаешь позади Ауры, гладишь деревянную спинку готического стула, не решаясь коснуться обнаженных плеч девушки, ее напряженно застывшей головки. И заставляешь себя прислушаться к тихому поскрипыванию задней двери, которая, должно быть, ведет на кухню; стараешься отвлечься, попеременно окидывая взглядом то узкий кружок света вокруг свечи, охватывающий стол и часть резной стены, то обступающий его со всех сторон большой круг – царство тени. А потом решительно берешь ее руку и вкладываешь в мягкую ладонь брелок с ключом, твой залог.

Она сжимает пальцы, смотрит тебе в глаза и чуть слышно произносит:

– Спасибо…

После чего встает и быстро выходит из столовой.

Ты садишься на ее место, вытягиваешь ноги, закуриваешь. Незнакомое блаженно-радостное чувство переполняет тебя: еще недавно погребенное где-то в глубинах твоей души, оно словно освобождается от пут, выплескивается наружу, и ты знаешь, что на сей раз это чувство не останется без ответа… А между тем тебя ждет сеньора Консуэло, ведь девушка предупреждала: она ждет тебя после ужина…

Дорога тебе уже знакома. Ты берешь подсвечник, минуешь гостиную и выходишь в переднюю. Первая дверь, прямо перед тобой, ведет в комнату старухи. Ты стучишь раз, другой, но не получаешь ответа. Осторожно приоткрыв дверь – как-никак она просила тебя зайти – входишь и тихо зовешь:

– Сеньора… Сеньора…

Но она тебя не слышит, потому что в этот момент стоит на коленях у озаренной огнями стены и, подперев голову кулаками, молится. Ты смотришь на нее издали: высохшая, изможденная, она напоминает средневековую статую; на ней ночная рубашка из грубой шерсти, голова ушла в костлявые плечи, из-под рубашки виднеются тонкие, как былинки, ноги, кожа на них воспалилась – видимо, из-за постоянного трения о грубую ткань, догадываешься ты, – и тут старуха вздымает кулаки и из последних сил потрясает ими, словно грозит изображениям на стене. Теперь, подойдя ближе, ты хорошо различаешь их: Иисус, Мария, святой Себастьян, святая Люция, архангел Михаил – скорбные и гневные лики, а рядом с ними со старой гравюры ухмыляются черти; они с ликованием пронзают трезубцами грешников, поливают их кипящей водой из котлов, насилуют женщин, бражничают, наслаждаясь свободой, недоступной святым. Поглядывая на скорбящую Богоматерь, на истекающего кровью распятого Христа, на торжествующего Люцифера и разгневанного архангела, на банки с заспиртованными внутренностями и серебряные сердца, ты приближаешься к центральной фигуре этой панорамы: коленопреклоненная сеньора Консуэло потрясает кулаками, и ты явственно слышишь ее бормотанье: