АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника - [55]
Помимо автомобильных номеров, машину могут украшать наклейки со словом АУЕ (есть в продаже и сейчас, обойдутся в 60 руб.). Популярность на YouTube получил видеоролик: некто криминальный заставляет молодого человека сдирать с лобового стекла его автомобиля надпись АУЕ, молодой человек при этом испуган и совершено не похож на матерого уголовника[311]. Похоже, сюжет постановочный — его создатели продолжают игру до конца, превращая типичный конфликт вокруг «блатной» надписи на автомобиле в сюжет для псевдодокументального комедийного фильма.
Рассматривая разнообразные формы игрового поведения, связанные с тематикой АУЕ, мы оказываемся в затруднительной ситуации, поскольку не можем с полной уверенностью определить, где же здесь безобидная игра, а где криминал. Так, мы не знаем, была ли преступной деятельность «Псебайского центрального единства» или же подростки ограничивались только мелким хулиганством вроде надписей на заборах; мы не знаем, имеют ли реальную склонность к криминалу юноши и девушки, включающие в свои никнеймы слово АУЕ; мы не знаем, имеют ли опыт тюремного заключения водители с «блатными» номерами и наклейками; мы не знаем, насколько склонны к преступной деятельности те, кто пишет на заборе название рассматриваемого нами «движения». Но при этом нельзя не признать, что в многообразной деятельности, сформировавшейся вокруг бренда АУЕ, велика игровая составляющая.
Во все времена детство и подростковый возраст предполагали, особенно для мальчиков, большое количество игр, связанных с экстремальным поведением, регулируемым насилием, созданием атмосферы таинственности. Среди прочего это были и деликвентная деятельность (набеги на частные сады, распитие алкоголя, мелкое воровство и драчливость), и подвижные игры (например, в войну или индейцев), и игры настольные (которые в последние годы по большей части заменили компьютерные), и исследование запрещенных пространств (от подвалов и чердаков до Даркнета). У многих был и эстетический интерес к брутальной маскулинности, деликвентному поведению (проявлявшийся, помимо прочего, в литературных, кинематографических, музыкальных предпочтениях). Эти игры и интересы не превратили детей и подростков в преступников, а, напротив, способствовали их социализации и возрастному развитию.
И дети, и подростки, и молодежь часто проявляют интерес к эстетике таинственного, страшного, деликвентного, асоциального — того, что выходит за рамки допустимого. Эстетический интерес к «запретному» существовал, видимо, всегда, просто он выражался в разных формах, согласно тому, какие возможности предоставляли общество и культура. В настоящее время интерес к эстетике «запретного» обслуживается кинематографом и художественной литературой в жанре триллера, компьютерными играми, документальным и псевдодокументальным видео, размещенным на просторах Интернета, и многими другими источниками информации. Для большинства современных подростков тематика АУЕ — это явление такого же порядка, что фольклорные страшилки и вампирские киносаги. Можно с увлечением смотреть фильмы про вампиров, сопереживая этим романтичным убийцам, но вряд ли это приведет к желанию сосать кровь. Точно так же можно с интересом следить за информацией об АУЕ и даже самому играть в криминал, рисуя на парте «воровские звезды», но вряд ли это подтолкнет к совершению реальных преступлений, если к этому нет личностной склонности и если нет социальных причин, не связанных с гипотетическим «движением АУЕ».
VI.7. Граффити и прочие визуальные презентации
Бренд АУЕ имеет визуальные воплощения. Аббревиатура АУЕ, как и сопутствующие ей изображения, используется в граффити. Как уже говорилось, в период моды на тематику АУЕ подобные надписи и рисунки школьники делали в тетрадях, на партах, на прочей мебели [параграф VI.4]; в такой же стилистике выполнялись работы, размещаемые в социальных сетях [параграф IV.1].
Действительно, такие граффити достаточно широко представлены, у нас есть небольшая их коллекция, собранная в разных городах России. На многочисленные надписи в забайкальских поселках, где распространена криминальная среда, указывают журналисты («Надписями: „АУЕ“, — было изрисовано все»[312]), но много их встречается и в населенных пунктах других регионов. На уровень СМИ вышел случай, когда в Чите некие злоумышленники написали на полицейской машине «АУЕ шизик»[313].
а)
б)
в)
Ил. 2. Граффити, содержащие аббревиатуру АУЕ: а — Гусь-Хрустальный, район «Эстакада», август 2017 года; б — Москва, площадь Гагарина, апрель 2017 года; в — Казань, район «Теплоконтроль», июль 2019 года
В качестве примера уличных граффити приведу прорисовки рисунков и надписей, обнаруженных на одной стене в достаточно криминальном районе «Эстакада» города Гусь-Хрустальный Владимирской области в августе 2017 года (ил. 2а). Здесь надписи АУЕ (2 штуки), «Жизнь ворам», изображение гуся (аллюзия на название города) в костюме Abibas и проч. Отсылки к АУЕ соседствуют с символами, относящимися к разным субкультурным движениям, например к рэп-культуре (изречение «Мути добро, бро»).
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Наследие главных катастроф XX века заставляет европейские страны снова и снова пересматривать свое отношение к истории, в процессе таких ревизий решается судьба не только прошлого, но и будущего. Главный вопрос, который перед нами стоит, звучит так: «Есть ли альтернатива национальной гордости, опирающейся на чеканные образы врага и забывающей о жертвах собственной истории?» В двух новых книгах, объединенных в этом издании под одной обложкой, немецкий историк и специалист по культурной памяти Алейда Ассман тоже задается этим вопросом.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.