АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника - [52]
VI.6. Игровое поведение
Многообразную деятельность, связанную с тематикой АУЕ, можно рассматривать, помимо прочего, как игровое поведение.
В данном случае под игровым поведением понимается широкий круг понятий. «Суммируя, мы можем назвать игру, с точки зрения формы, некой свободной деятельностью, которая осознается как „ненастоящая“, не связанная с обыденной жизнью и тем не менее могущая полностью захватить играющего; которая не обусловливается никакими ближайшими материальными интересами или доставляемой пользой; которая протекает в особо отведенном пространстве и времени, упорядоченно и в соответствии с определенными правилами и вызывает к жизни общественные объединения, стремящиеся окружать себя тайной или подчеркивать свою необычность по отношению к прочему миру своеобразной одеждой и обликом»[285]. Игра является ведущей деятельностью в дошкольном детстве; в школьном детстве, в подростковом и молодежном возрасте игровая деятельность также очень важна и связана с индивидуальной социализацией. Склонность к игровому поведению присутствует у человека на протяжении всей жизни, выражаясь во множестве проявлений: ролевом поведении, экспериментах с жизненными стратегиями, стремлении к соревновательности и самопрезентации, эстетическом чувстве.
Тема АУЕ стала материалом для детских игр, подобно тому как раньше игры включали в себя другие исторические реалии[286]. Так, екатеринбургский журналист Юрий Шинкаренко рассказывал: «Недавняя сценка на улице Декабристов в городе Гае. К „Сбербанку“ бежит стайка семи-, восьмилетних малышей, мальчишки размахивают деревянными пистолетами и кричат: „Побежали банк брать! АУЕ!“. Такие забавы у малышни»[287].
Одним из активистов-общественников города Тюмени выявлена странная «игра АУЕ», бытовавшая среди учеников младших классов: «Один из ее участников показывает некий жест, и тот, кто этот жест заметил, получает наказание — его бьют по очереди все участники игры. Несильно, по плечу, но очень много раз. Сыну тюменца Д. не повезло стать участником такой игры. (…) Как рассказал (…) отец четвероклассника, в игру стараются привлечь как можно больше участников. Его сын получил по плечу 240 ударов. Серьезных травм ребенок, к счастью, не получил, отделавшись ушибами плеча. (…) Отец ребенка уверен — новинка может стать столь же опасной, как „группы самоубийц“. „Ребенка начнут „клевать“, он озлобится и что-нибудь с собой сделает, — пояснил собеседник URA.RU. — Эти игры могут распространяться криминальными структурами, чтобы выявить среди детей лидеров“»[288]. К сожалению, житель Тюмени, выявивший эту игру, отказался дать мне какие-либо комментарии.
Показательно, что в детской среде так и не появилось игры, разыгрывающей вход новичка в тюремную камеру (по крайней мере, мне такого найти не удалось). По свидетельству этнографа Евгении Захаровой, такая игра была широко распространена среди детей Тбилиси в 1990–2000-х годах, эта игра была показателем большого влияния «воров в законе» на грузинское общество[289]. Речь идет об игровом воспроизводстве ритуалов вхождения в тюремную камеру — в частности, о загадывании провокационных загадок, которые предполагают ответ «на знание»[290]. Считается, что не ответивший на загадки подвергается наказанию, которое иногда представляет собой розыгрыш. Как сказали наши эксперты, в пенитенциарных учреждениях для взрослых такие загадки не загадываются, хотя и известны как фольклорные тексты. Предположительно, такие испытания могут осуществляться в колониях для несовершеннолетних.
В мальчишеской среде часто создаются всевозможные игровые объединения: «штабы», тайные общества, шуточные организации. По сообщениям СМИ бывает трудно разобраться: является ли это формой игры или это случай криминальной самоорганизации. Например, в поселке Псебай Мостовского района Краснодарского края подростки и дети объединялись в «Псебайское центральное единство» (ПЦЕ), или «Бандитское центральное единство», названное так по аналогии с «Арестантским уркаганским единством»[291]. ПЦЕ получило широкую известность из-за жестокого убийства, которое совершил один из его участников в паре с подельником. Однако «преступная организация», видимо, имела игровой характер. Как высказался один из ее участников: «ПЦЕ — да было такое, но сейчас уже нет. Просто баловались, писали на заборах. Этим много народу занималось. Все кому ни попадя. Типа, по приколу. Есть же АУЕ? А у нас свое такое»[292]. Об «организации» известно мало, в ней состояли не только местные, но и подростки, приезжающие в поселок на лето, то есть, возможно, это была игра школьников, оказавшихся на каникулах. Будущий убийца при этом не занимал в ПЦЕ значимого положения, и в сообщениях о приговоре «организация» не упоминалась. Фактически о ее существовании стало известно лишь потому, что в поселке произошло резонансное событие. По-видимому, на волне информационного резонанса, связанного с тематикой АУЕ, в регионах появлялось много таких игровых «организаций», но информация о них не вышла на медийный уровень.
Для современных подростков важнейшей сферой игровой деятельности является Интернет. Речь идет не только о компьютерных играх, но и о многочисленных активностях, не связанных с соревновательностью напрямую.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Наследие главных катастроф XX века заставляет европейские страны снова и снова пересматривать свое отношение к истории, в процессе таких ревизий решается судьба не только прошлого, но и будущего. Главный вопрос, который перед нами стоит, звучит так: «Есть ли альтернатива национальной гордости, опирающейся на чеканные образы врага и забывающей о жертвах собственной истории?» В двух новых книгах, объединенных в этом издании под одной обложкой, немецкий историк и специалист по культурной памяти Алейда Ассман тоже задается этим вопросом.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.