Атолл - [61]

Спустя месяц Матаоа опять увидел фафаруа, но уже не на поверхности моря, а на самом дне. Гигантский скат приблизился и стал делать возле него круги. Это был знак траура. Матаоа испугался и поднялся на поверхность без единой раковины. Он отвел лодку на другое место. Когда Матаоа погрузился в третий раз, он вновь встретил у кораллов фафаруа. Случилось несчастье! Матаоа всплыл на поверхность и велел Хаамару поднять якорь: они вернулись в деревню. По пути Матаоа все больше охватывало беспокойство и предчувствие беды. Техина, Мато, Моеата, Ириа… Лишь бы с ними ничего не произошло! Когда лодка приблизилась к берегу и он увидел толпу перед хижиной, где помещался медпункт, у него внутри что-то оборвалось. Фафаруа не обманула его!

— Скорее! — крикнул он Хаамару, и тот стал грести изо всех сил.

Едва лодка коснулась берега, Матаоа спрыгнул на землю.

— Что случилось? — спросил он у женщины, чистившей рыбу.

— Утонул ребенок.

Матаоа почувствовал, как у него подгибаются колени.

— Чей?

— Не знаю.

Он ринулся вперед, расталкивая толпу, и оказался у порога хижины. Фельдшер прикладывал рот ко рту ребенка, пытаясь вдохнуть жизнь в маленькое неподвижное тельце. Это был не Ириа. Матаоа повернулся и зашагал к своей хижине. Моеата вышла к нему навстречу, ведя Ириа за руку. Матаоа опустился на колено, взял ребенка за плечи и долго не отрываясь смотрел на его личико.

* * *

Оживить ребенка — ему было полтора года — так и не удалось. Он играл без присмотра на берегу лагуны и упал в воду. От испуга малыш не смог подняться и захлебнулся. На следующий день был общий траур. Каждый дал родителям сто франков, никто не пошел нырять. Многие, конечно, ругали мать — ведь из-за нее пропал целый (рабочий день. После похорон много говорили о разных дурных приметах, которые почти всегда сбываются..

Не только Матаоа, но и другие ныряльщики видели на дне фафаруа и боялись за жизнь своих близких. В лагуне живут не только рыбы, пригодные в пищу, но и животные, лишь похожие на рыб. Один человек видел у островов Гамбье оно небывалой величины. Подобной оно никто никогда не видел. Скорее всего, это был тоупапау. «А как он себя вел?» — «Он следовал за мной неотступно и смотрел на меня. Наверное, кто-нибудь из умерших родственников».

Другой человек, с Хикуэру, видел акулу, которая наверняка была тоупапау, потому что у настоящих акул не бывает грудных плавников с таким странным наклоном.

Еще одного ныряльщика уже здесь, на Такароа, недалеко от деревни преследовал фафаруа длиной три сажени. Когда фафаруа оказался над ним, он подумал, что наступила ночь. Неужели ему никогда не выбраться на поверхность! Ныряльщик попробовал вынырнуть справа от фафаруа, потом слева, но всюду натыкался на его туловище. Тогда он с силой ударил фафаруа кулаком в брюхо, тот испугался и уплыл. «А может быть, это был твой дед?» — спросил человек с Тикая. «Может быть», — согласился ныряльщик. «Ну и парень! Ты же ударил своего деда кулаком в живот!»

Вокруг засмеялись, но после этого все быстро разошлись, ибо смеяться над такими вещами не следовало. Кто знает, чем встретит завтра ныряльщика морская пучина!..

Мутои [67] — «умара»

Этого следовало ожидать: Техина с несколькими другими женщинами, женами старых ныряльщиков, возглавила движение против мутои. Этот мутои, таитянин, был хороший малый и хотел жить со всеми в мире. Сколько раз он при помощи кружки пива улаживал дела, в общем пустяковые, но грозившие виновному тюремным заключением и отправкой в Папеэте!

На вечерах, которые устраивали по субботам мормоны, никто не мог сравниться с ним в танцах (они заключались в том, что люди становились в круг лицом друг к другу и отвешивали церемонные поклоны до земли). Что же до девушек, то для них он был не последний парень, это уж точно! Да и то сказать, в красивой форме цвета хаки и фуражке он был совсем не дурен!

Что же ставила ему в вину Техина? Мутои, большой хвастун, не пропускал ни одной девушки. Это можно было бы ему простить, если бы он хорошо выполнял свои обязанности. Однако ни для кого не являлось секретом, что многие молодые люди без зазрения совести ходили за раковинами в запретную зону, за пределы участка, выделенного для промысла раковин. Делали они это очень просто: уходили ночью и, едва забрезжит рассвет, ныряли два-три часа. В это время помощник стоял на страже, чтобы предупредить, если покажется лодка мутои.

При малейшей тревоге они снимались с якоря и как ни в чем не бывало возвращались на разрешенный участок, благо старались от него не отдаляться. А что делал в это время мутои? Опал! Не иначе как переутомился, танцуя до упаду у мормонов или занимаясь типера с девушкой!

— Да разве он настоящий мутои? — метала гром и молнии Техина. — Это же умара (сладкий картофель) — и больше ничего! Если так будет продолжаться, нам придется самим навести порядок.

Тем же, кто не хотел жаловаться на мутои, Техина сказала:

— Наши старики становятся таравана, в то время как другие работают на старом участке и плюют на законы. Что же нам, молчать?

Ныряльщики все больше убеждались в том, что Техина права. Там, где раньше, не сходя с места, брали три или четыре килограмма перламутровых раковин, теперь приходилось перемещаться на десятки метров, чтобы взять то же количество.