Атолл - [6]

Мато уже десять раз объяснял, как мара неподвижно лежала около ямки, так что он мог проткнуть ее острогой, как если бы это был коралл. Столь благоприятное для Мато положение мары, несомненно, явилось божьим знамением, это первая рыба из пойманных им, а их было так много, что лучше и не пытаться сосчитать. После того как яства были съедены, гости не расходились и продолжали тянуть стакан за стаканом пиво из сахара и перебродивших дрожжей — несколько бутылей такого пива всегда имелись в запасе у Ли Мина.

Одни пели, аккомпанируя себе на укулеле[10], другие разговаривали о последних событиях сезона сбора раковин. Наконец, выпитое пиво дало себя знать, и наступил момент, когда последний из сотрапезников, пошатываясь, удалился, крепко пожав на прощание руку захмелевшего Мато. Все же он был достаточно трезв, чтобы не забыть, что он решил сделать, пока Моссиу произносил речь. Мато любил и уважал своего отца, но Моссиу был склонен больше к размышлениям, чем к действию. Покойный дед — вот кто сделал из Мато великого ныряльщика, и, хотя деда уже давно не было на свете, Мато сохранив к нему еще более сильные чувства, чем к Моссиу.

Неуверенными шагами добрался он до края деревни, к маленькому каналу. Все спало. Где-то лаяла собака. Вдали можно было различить линию большого канала. Мысли Мато перенеслись к могиле деда на кладбище Арутаки, выходящем прямо к рифу в открытом море. Там он предавался размышлениям, прежде чем принять участие в постройке лагеря ныряльщиков, и по окончании сезона собирался опять пойти туда. Теперь он хотел говорить с душой, которая слушает его на небе. Быть может, это одна из звезд? Мато закрыл глаза и поднял голову.

— Вождь Фареуа говорил, — шептал он, — другие говорили, и мой отец Моссиу, твой сын, тоже говорил, последним. Я молчал, потому что хотел говорить с тобой, как это делаю сейчас. Я был маленьким ребенком, но никогда не забывал твоих слов, когда ты молился на могиле твоего отца, моего прадеда, которого я не знал, а я стоял рядом с тобой. Ты говорил: «Ты исчез с этой земли, но видишь, твой правнук Мато рядом со мной, он заменит тебя и сам однажды будет иметь сына, чтобы сменить меня, когда я в свою очередь покину эту землю, чтобы соединиться с тобой». И вот твой правнук пришел заменить тебя, как ты того хотел.

— Твой правнук, имя которого Матаоа, — заключил он.

Глава вторая МАХОУ ВИКТОР

Махоу[11] Виктор (или Викторина, как называли его иные) стоял на корме шхуны, приближавшейся к Арутаки. Он чувствовал, как слезы наворачиваются ему на глаза при виде знакомой линии кокосовых пальм и кораллового рифа, омываемого волнами.

Его сердце готово было разорваться от волнения при мысли о том, что через несколько минут он ступит на берег родного атолла, который покинул столько лет назад, чтобы отправиться на Таити. Он возвращался домой не добровольно, а по решению суда в Папеэте. Этот старый американец, которого он подцепил в «Куин’с», все же порядочная свинья! Прижимался к нему весь первый танец, а во время второго сказал:

— Come with те! I’ll give you money.

— O’key[12].

Он пошел с ним в огель. Но старик учинил страшный скандал, когда обнаружил, что он не женщина. Слово за слово, завязалась потасовка, и взбешенный американец выбросил его в окно со второго этажа. Так и костей не соберешь! Свидетели вызвали полицейского, был составлен протокол, и вскоре пришла повестка с вызовом в суд.

— Выбирай, что хочешь, — сказал судья. — Шесть месяцев строгой изоляции или возвращение на родину на пять лет?

Поднимаясь с места, Виктор оправил складки своей новой юбки, купленной специально по случаю явки в суд.

— Что значит «строгая изоляция»?

— Это значит, что ты шесть месяцев будешь находиться в тюрьме.

— Но первый раз…

— Тогда тебя осудили условно, потому что ты попался впервые.

Неужели угроза реальная? Какая несправедливость!

Он возмутился:

— Это несправедливо! Я была избита и ранена, а теперь должна еще идти в тюрьму! Почему вы не сажаете в тюрьму американца? Это он заслужил наказание, я же ничего плохого не сделала!

— Зачем же ты пошел с ним в отель и делал вид, будто ты женщина?

— Ну, знаете… Это он мне предложил пойти в отель… Я пошла, вот и все! Я не виновна!

— Похоже на правду. Ты, наверное, потребовал от него денег и тогда завязалась драка?

— Ложь! Я у него не требовала! Старый негодяй сам мне их обещал, я сама не просила бы! А потом ему стало жаль расстаться со своими долларами.

Виктор прижал руки к груди и изобразил на лице презрительную гримасу. Не удастся ли ему смягчить сурового судью? Потом заговорил плаксивым тоном.

— Меня побили, выбросили в окно, я поранила ногу… Это я должна жаловаться, но я никогда не затеваю историй, а теперь меня же отправляют в тюрьму!

Он обернулся, как бы призывая в свидетели других обвиняемых, присутствующих в суде.

— Кончай комедию! Не представляйся идиотом! Что ты выбираешь? Ты не хочешь вернуться на родной остров? В конце концов на что тебе Папеэте?

Виктор опустил свои подведенные глаза, затем решительно поднял голову.

— Хорошо, раз вы мне не верите, я уеду к родным на Арутаки.

— Прекрасно, отправляйся к своим родным, и чтоб в ближайшие пять лет на Таити и Подветренных островах ноги твоей не было! Понял?.. Лишение на пять лет права жительства на этих островах, — добавил судья, обращаясь к секретарю… — Следующий!