Атлантида священная (из действительности доисторических времен) - [25]

– Ну что, пришел в себя? – слова титана раскатывались эхом в соседних ущельях, хотя заметно было, что он говорит далеко не в полную силу, сдерживая себя из опасения навредить. – Теперь понимаю, что сталось с атлантами, если даже лучший и высочайший из них… Зачем же ты призвал меня, коль встреча со мной тебе опасна?

– Прости, великий Аттли, – голосом охрипшим, но бодрым, произнес царь Родам. В опаленной его глотке звуки продирались через боль, которую невозможно было явить наружу, – хотя что могло быть тайною для Атласа? – Не буду отнимать у тебя много времени и отягощать своими делами, – они теперь почти сплошь – земные…

– Говори! – пророкотал титан.

Царь Родам помолчал. Начало было неожиданным, в своих мыслях об этой встречи он готовился к разговору. Представлял, как поделится с высоким посланцем своими опасениями насчет того, что атланты – почти все – начали снижать уровень собственных возможностей, духовных и физических. И вдруг – такой поворот событий! Что же это: выходит, что и он, царь всего населенного земного мира, великий и непревзойденный, которому подвластны все, кого он желает видеть подчиненными, повелевающий не только земными подданными, но и стихиями с их невидимыми для землян духами, – и он тоже не может больше соответствовать эталону атланта, он, который есть само совершенство, космический посланец, бог?.. Бог – это для человеков – постарался он уточнить мысль, – на самом же деле – не совсем бог. Так, что-то среднее: полубог. И кто это придумал…

– Да уж, конечно, не ты, – Атлас перешел на мысленный диалог. – Тебе бы дай волю, так ты, пожалуй, и всевышним бы себя прозвал, что скажешь?

Царь Родам был сбит с толку. Пожалуй, это с ним случилось впервые в жизни. И – именно в такой момент!..

Непонятно было – то ли Атлас ни во что его не ставит, – опять? – одернул его вновь невидимый внутренний наставник, невесть откуда вдруг взявшийся, – или же он… Ну конечно, над ним подтрунивают!

– Пожалуй, оно-то еще серьезнее, чем я думал, – вновь подал голос Атлас. – Великое право – доверять своим ближайшим. Но, – если желаешь, чтобы дело составилось по-настоящему, так, как ты его задумал и направил, – нельзя отдавать его исполнение другим, хотя бы и самым-самым… Говорю это для тебя, царь, чтобы ты принял это к действию. Все делай сам. Только своей энергией, от начала до конца. Иначе будешь раскаиваться; как я сейчас раскаиваюсь в том, что оставил дело своих рук и мысли своей, поверив в то, что преемники мои доведут его до конца… И достойные все были, эти преемники, а вот поди ж ты! Аттитлан гибнет…

Царь Родам был потрясен. Гибнет! Атлантида гибнет, – верно ли он понял, не ослышался ли? Эти его смутные опасения, недовольство всеми вокруг – значит, они подсказывали ему действительно нечто страшное, что приближается, затягивая всех в какую-то паутину, из которой не вырваться?.. А он-то пришел сюда, чтобы пожаловаться милостивому Отцу на непослушных овечек его стада!

– Не прерывай меня, – напомнил условие Атлас. – Ты совсем разучился слушать. Да и понимаешь с трудом. Это – не в укор. Укоров не будет: поздно. Теперь надо суметь спасти то, что еще можно спасти. Садись и запоминай.

Родам оглянулся, ища, на что бы присесть, раз уж велит, но Атлас с неподдельным огорчением добавил:

– Мало того, что Фохат стал для тебя непереносим, – Фохат, высшая энергия, без которой немыслима сама жизнь, – так ты еще и разучился подставить под себя стул?!

Он махнул рукой – показалось, что на Родама с его возможностями, – однако стул, настоящий деревянный стул, хоть и простой, без резьбы, но добротный, появился подле царя. Тот, в конец пристыженный, но сохранивший внешнюю невозмутимость, поблагодарил Атласа и сел: взяла свое царская привычка не терять достоинства ни при каких обстоятельствах. Даже при таких, как встреча с Атласом.

Царь Родам глубоко, с затяжкой вздохнул, после чего его дыхание надолго приостановилось. Казалось даже, что оно исчезло вовсе, – но это только казалось: на самом деле функции дыхания перешли вместе с полетом сознания на высший, духовный план. Все его существо подчинялось теперь центрам, составляющим триаду верховного сознания, неподвластного земным, животным сигналам.

Внезапно мысль его, под воздействием огненной силы Атласа, обрела четкость и ясность – и легко полилась потоком считываемых сверх-идей, отличить которые от собственных всегда возможно не только по их несравненной глубине, но и по необычности формы:

– Во времена, теряющиеся в дали сотен тысячелетий планетного исчисления, когда из Зерна Жизни, проросшего на Земле, оплодотворенной Небом, развились и размножились сменявшие много раз друг друга виды, – один из них, наиболее опередивший своих сородичей по развитию заложенного в них содержания, был отмечен Советом Семерых как возможный объект дальнейшей эволюции.

Эволюция… Долго, долго еще невежество будет заключать это понятие в рамки развития физической формы, связывая с ее приспособляемостью к жизни развитие разума, или интеллекта, что в равной степени составляет физическое явление, призванное облегчить существование. Но разум – это всего лишь высшая земная ступень животного инстинкта, изначально приданного всему живому.