Ателье - [26]

Пока она размышляла, дожидаясь ответа, Данила поднялся, улыбаясь:

— Пойду я. Спасибо. Торт вот. Вам.

— Пожалуйста, — растерялась Даша.

— И Патрисия от меня поздравьте, — попросил, уже открывая двери.

— Хорошо. Да.

— До свидания.

— До свидания. Данила, — вспомнила Даша имя.

Пожала плечами и понесла торт в холодильник.

— О господи, — закричала Галка, дергая поясок на кожаных шортах, — опять торт. Они с ума посходили? Они думают, что мы… а что он принес?

— Ничего не принес.

— Ой, я же хотела с ним, по поводу фоток, — Галка вскочила и побежала в холл. Даша развязала веревочки, оценила розочки и кремовые снежинки. Сунула торт в холодильник на полочку для вип-клиентов.

Настя ахнула, когда Галка появилась в дверях мастерской, таща огромный букет в плетеной корзинке. Поставила его на стол и сунула подошедшей Даше открытку:

— Не успела, удрал. Вот и поздравления начались, Дашка. Тебе лично.

— Это что — Данила?

— Еще чего. У него воображения только на тортик и хватило. А тут смотри, какая прелесть!

Белые лилии сплетались с дрожащей зеленью аспарагуса и кружевами папоротника. И никаких блестящих шариков, ленточек и цветных закорючек. Даша, покраснев, вертела в руках открытку с надписью «Мастеру Дарье, что все умеет и все знает».

— Ну? Или секрет? — Галка улыбалась выжидательно и со значением.

Даша вспомнила, как твердые губы прижимались к ее щеке. Как насмешливо и уверенно смотрели темные глаза. А у примерочной тихой тенью маячит жена Оленька…

— Галь. Я потом расскажу, вечером.

— Ах, — пропела Настя, — иди Алена, иди паши, это не для нас, семейных, секреты.

— Не для вас, — Галка повысила голос, — верно, идите и пашите. А хочешь букетов — вперед, развелась и — вольная птичка.

— Нет уж, — Настя защелкала ножницами. На круглых щеках расцвел яркий и злой румянец, — мой, хоть и не дарит букетов, зато принесет денег, и я не буду сидеть одна, в чужой конторе.

У Даши задрожали губы. Патрисий вскочил к ней на колени, прижал большую голову к животу.

— Муымрра, — сказал тихо, чтоб только Даша и услышала. Она услышала. И улыбнулась.

Вечером, когда все разошлись, а Настя, надевая на голову пуховый шарфик, еще раз потребовала обещания получить деньги, Галка подошла к Даше, села напротив.

— Ты домой сегодня позвони, обязательно.

— Да что я скажу им? — тоскливо спросила Даша, — лучше позвоню ночью, когда петарды и салюты. Скажу, занята, кружусь тут в вальсе. Поздравлю.

Галка покивала.

— Ну, смотри. Но чтоб позвонила. Наври чего. Все равно все получится у нас. Я тут кое-что придумала. Может, выгорит. И кстати, про цветы расскажи, а? Там подпись стоит — Александр.

Даша рассказала про поцелуй Александра, про Оленьку и замолчала, выжидательно глядя на Галку. Та заулыбалась:

— Ясно. Кадрит он тебя. Мне говорили, бабник известный. Но он богатый, Даш, и жена вот — недавняя. А вдруг разведется? Будешь ты тогда жена директора театра. Это же супер! Я ему и сама глазки строила. Но он привез эту свою Оленьку, я подумала — вышел в тираж наш балерун. В семейные подался. А тебе он нравится?

Даша добросовестно подумала. И призналась, чувствуя, как щекочет внизу живота:

— Нравится. Сперва, вроде, никак, а сейчас — да.

Галка встала и потянулась, оглаживая кожаные бедра. Выставила вперед ногу в высоком сапоге, полюбовалась.

— Так в чем дело? Если заторопился с цветами, то планы у него на Новый год, я думаю. И на тебя. Не будь дурехой. А я завтра кой-чего тоже принесу, сюрприз тебе будет.

Она замотала шею шарфом, надвинула на лоб меховую бейсболку. Застегивая пальто, сложила губы для поцелуя и, чмокнув воздух перед Дашиным лицом, ушла, закрывая за собой двери.

Даша прошлась по мастерской, раскладывая кинутые вещи. Полюбовалась прозрачным платьицем с торчащей юбкой, погладила бархатное платье с неподшитым подолом. И, прихватив табуретку, отправилась к форточке. Закуривая, смотрела на верхний этаж «Орхидеи». Окна чернели, и ей стало грустно. Но, слезая, она все-таки помахала в сторону бизнес-центра рукой.

Ночью Даше снова приснилось, что вместо ног, плетясь и хлопая, вьются под широким подолом черные щупальца, и она проснулась, отмахиваясь. Села, подтянув колени к животу, обхватила их руками. Разбуженный Патрисий вертелся на одеяле, недовольно взмуркивая. Даша погладила его по голове.

— Ну, ты, — упрекнула шепотом, — обещал, что я не буду осьминогом, а вот опять. Мне прямо страшно, котей. Что? Прогнал уже? Я проверю…

Не стала ложиться сразу. Прошла по сумрачной мастерской к окну, всмотрелась через запотевшие стекла в черную, утыканную бликами и тенями ночь. И вздохнула с облегчением — на верхотуре, под большими буквами, горело крайнее окошко.

— Спокойной ночи, Данила, — сказала шепотом и пошла ложиться. Укрываясь, усмехнулась сама себе. Данила… Он там, наверняка, сейчас поит шампанским очередную модельку, а та строит глазки. Галка рассказывала — у них с этим просто и весело. И Даша, если бы не борода дурацкая сегодня, могла бы состроить глазки фотографу, глядишь, сидела бы там, красиво складывала ноги по теплому полу, красиво опиралась рукой.

Она вспомнила, что именно так садилась в маленькой спальне Олега, а рядом стояли хрустальные пузатые бокальчики, в которых прыгали шампанские пузырьки. Олег ложился, щелкал ее с разных сторон, изображая как раз такого фотографа… Смеялись, потому что были счастливы. Даша хотела заплакать. Но слезы не шли. И она сердито сказала в мигающую темноту: