Атаманыч - [12]

Вошедший приложил правую руку к груди и поклонился.

— Я позвал тебя, Нацуме, по поводу утреннего разговора, — сказал капитан. — У меня есть одна идея.

— Слушаю вас, господин капитан, — снова поклонился вошедший.

Капитан кивнул на стул:

— Иди поближе, садись.

Легкой, крадущейся походкой Нацуме прошел через комнату и сел возле стола.

— Вот что, — вдруг сказал капитан, — пожалуй, прежде я послушаю твои соображения.

Нацуме давно знал повадки своего начальника. Обычно, когда капитан оказывался в затруднительном положении и не мог ничего придумать, он вызывал кого-нибудь из своих более опытных подчиненных и старался выведать его мысли. Если тот высказывал что-либо дельное, то, внимательно выслушав, капитан в заключение разговора небрежно ронял: «Молодец. У тебя голова варит. Это же самое хотел тебе сказать и я».

Поэтому на слова капитана Нацуме только улыбнулся и, глядя в сторону, тихо проговорил:

— Я думаю. Но мой план еще не окончательно созрел, господин капитан.

Начальник разведгруппы с досадой поморщился.

— Я замечаю, вы начинаете сердиться, господин капитан, — вкрадчиво продолжал Нацуме с чуть заметной усмешкой. — Я понимаю, конечно…

— Я тебя позвал не для того, чтобы любоваться, как ты умеешь крутить хвостом, старая лиса! — перебил его капитан. — Я тебя спрашиваю, ты должен отвечать. Кто здесь начальник, я или ты?

— Напрасно волнуетесь, господин капитан, — спокойно ответил старый разведчик. — Если я вам не подхожу, то обратитесь к майору с просьбой, чтобы он перевел меня в другое место. Впрочем, вряд ли он исполнит вашу просьбу: во всей разведке вы не найдете другого такого человека, который знал бы Сахалин так же, как я. Со мной мог сравниться, пожалуй, лишь Хиросита. Но он, судя по всему… — Нацуме приложил обе руки ладонями ко лбу, поднял глаза и вполголоса, как будто про себя, забормотал: — Пусть земля будет ему мягка, меня же — о Аматерасу! — охрани от неверных шагов. Пусть на всех дорогах сопровождают меня добрые духи, а злые духи да будут прокляты…

С каждым словом Нацуме капитан все более и более терял свой грозный вид и, когда старый разведчик умолк, заговорил миролюбиво и даже с некоторым подобострастием:

— Я же не сказал, что ты нам не подходишь, Нацуме. Правда, я погорячился, но ведь ты сам должен понять — сейчас такое положение, что нельзя дальше тянуть. Да и за Хироситу нас не погладят по голове. Мы должны приложить все силы, чтобы не уронить своей чести.

Капитан поднялся с кресла и подошел к окну:

— Я надеюсь на тебя, Нацуме.

Нацуме довольно улыбнулся, но тут же прогнал улыбку с лица:

— Господин капитан, кажется, мой план уже прояснился окончательно.

Капитан рывком повернулся к Нацуме:

— Ну говори, говори!

Нацуме молчал. Капитан смотрел на него выжидающе.

— План мой, — медленно проговорил Нацуме, особо выделяя слово «мой», — и самым правильным будет поручить его выполнение мне.

— Пожалуй, так, — согласился капитан. — Тебе нужно доверить это дело.

— Спасибо за доверие, — поклонился Нацуме. — Я приложу все свои силы, чтобы выполнить задание. Ну, а как насчет оплаты?

— О, в этом не сомневайся. Ты получишь достойную награду.

— Я бы хотел знать поточнее. Сколько?

— Ну, скажем, пять тысяч иен.

— Пять тысяч — мало. Хиросита получил десять. И я на меньшее не согласен.

— Ладно. Пусть будет десять тысяч.

— Благодарю вас, господин капитан.

Нацуме и капитан склонились над картой.

— Самое удобное место для перехода вот этот овражек между сопками Брусничная и Наблюдательная, — сказал Нацуме, легонько касаясь карты остро отточенным карандашом.

— Да, я согласен с тобой, — проговорил капитан. — Но все дело в том, как ты перейдешь границу?

— Сейчас ветер дует в советскую сторону. Метеорологи сообщают, что в ближайшие сутки он своего направления не изменит. Что вы скажете на то, если сегодня вечером на границе сразу в нескольких местах начнется лесной пожар? Огонь начнет распространяться вглубь советской территории. Советское командование, конечно, не станет дожидаться, пока пожар потухнет сам собой, и пошлет на его тушение войска. Огонь, дым, суматоха…

— Да-а, твой план, надо сказать, особой новизной и тонкостью не отличается.

— Безусловно, работа грубая, и в других условиях я бы счел ее недостойной для настоящего разведчика. Но, как говорится, нужда заставит и в навоз лезть. Значит, с наступлением темноты начинается пожар. В суматохе никто не обратит особого внимания на старого охотника-нивха (по внешнему виду меня далеко не всякий отличит от нивха) с котомкой за спиной, со стареньким ружьишком, да еще идущего в сопровождении трех красноармейцев — Ивана, Петра и Павла.

— Каких красноармейцев? — удивился капитан.

— Вы дадите мне трех людей в красноармейской форме и вооруженных советским оружием. Вас удивляет, что я дал им имена? Это простая предусмотрительность: вдруг мы разойдемся в темноте, так не окликать же их по-японски.

— Ты очень предусмотрителен, — усмехнулся капитан.

— Иначе нельзя.

— Хорошо. Зайдешь ко мне через час.

— Слушаюсь, господин капитан.

Через час Нацуме снова переступил порог кабинета начальника разведгруппы.

— Майор Укеда одобрил твой план, — сказал капитан. — Пиши расписку и можешь немедленно получить свои деньги.