Атаманыч - [10]
Он не расцепил их и, по-прежнему держа их за спиной и весь напрягшись, поджидал конвоира.
Боец, ничего не подозревая, спустился по тропинке и подошел к японцу, который сидел на дне оврага, как-то странно скрючившись, с руками, сведенными за спиной.
Вдруг японец выпрямился как пружина, подпрыгнул и сильными пальцами вцепился в горло конвоиру. Одновременно он изо всей силы ударил его коленом в живот.
Парень охнул, согнулся пополам и рухнул на землю.
Одним прыжком японец отскочил в сторону и бросился бежать вдоль оврага.
Но он пробежал всего несколько шагов, как вдруг услышал властный окрик:
— Стой! Стрелять буду!
Он не остановился и не оглянулся. Еще несколько прыжков, и он окажется в густых зарослях. Там-то уж его не найдут!
Но тут он почувствовал, что чьи-то цепкие руки кольцом обхватили его ноги, и он с разбегу упал на землю.
Он еще не успел понять, что же произошло, как к нему подбежал второй конвоир и немолодой сержант со свертком. В свертке Хиросита сразу узнал свою оленью шкуру.
— Молодец, Атаманыч! — крикнул сержант. — Еще немного — и ушел бы, гад!
Хиросита поднялся на ноги и оглянулся.
Одновременно с ним с земли поднялся и стал старательно отряхивать сор с гимнастерки вчерашний мальчишка!
Задыхаясь, с перекошенным от злобы лицом, Хиросита прошипел по-русски:
— Опять этот мальчишка!..
Глава девятая. Часы
Наутро Мишу вызвал к себе Урманов.
Когда Миша вошел в кабинет, подполковник поднялся ему навстречу. Он положил обе руки на плечи мальчика и заглянул ему в глаза.
— Как ты себя чувствуешь, Миша? — спросил он.
— Хорошо, товарищ подполковник.
— Сержант Кандалин доложил мне, как ты вел себя вчера…
Миша похолодел.
«Неужели подполковнику известно, что я вчера нарушил приказ сержанта! — подумал он. — Но ведь сержант сказал, что прощает меня на первый раз и никому ничего не скажет! Не может быть, чтобы он не сдержал слова!»
А Урманов продолжал:
— Молодец, Миша. Ты вел себя как настоящий герой! Не дал убежать шпиону. Сержант говорит, что ты вцепился ему в ноги мертвой хваткой… Расскажи-ка мне по порядку, как это произошло.
Миша вздохнул с облегчением:
— Мы с сержантом Кандалиным через лес несли в штаб оленью шкуру. Идем это мы, ничего такого не думаем, стали спускаться в овраг. Сержант за кусты держался руками, а я по тропинке вниз бегом пустился. Смотрю наш солдат на земле корчится, а какой-то дядька стрекача дает. Ну, я бросился ему наперерез и схватил его за ноги. Он упал, а тут сержант с автоматчиком подбежали. Вот и все…
Атаманыч замолчал. Молчал и Урманов. Он несколько раз прошелся по кабинету, потом спросил:
— Миша, ты знаешь, что капитан Некрасов и лейтенант Сидоренко погибли?
— Знаю, — тихо ответил Атаманыч. — Про Сидоренко мне сержант Кандалин еще вчера в лесу сказал, а капитан, говорят, от ран скончался…
— Да, он умер, не приходя в сознание. И никто не знает, как ему удалось захватить этого японского шпиона и вообще, что произошло в ту ночь. Ты можешь объяснить?
— Нет, товарищ подполковник, не могу. Я даже выстрелов не слышал. Капитан и лейтенант пошли к оленю, а тут он сам выскочил из кустов. Я думал, что он ручной, и хотел его погладить. А он меня по голове копытом…
— Постой, постой, — остановил его подполковник. — Выходит, и тебе от шпиона попало? Я этого не знал…
— От шпиона? — с недоумением переспросил Атаманыч. Да нет, товарищ подполковник, меня олень ударил…
— В оленьей шкуре прятался японский шпион, — сказал Урманов. — Так что можешь считать, что вы с ним квиты — он тебя ударил, ты ему не дал удрать. Этот самурай очень ловкий и опасный шпион, так что поймать его — большая заслуга. Урманов открыл ящик стола и достал оттуда маленькую коробочку. — А вот это, Миша, тебе на память об «олене», — сказал он, протягивая мальчику коробочку.
Атаманыч взял коробочку, осторожно открыл.
— Часы! — невольно вырвалось у него. — Спасибо, товарищ подполковник!
Урманов с доброй улыбкой смотрел на мальчика.
— В армии в таких случаях говорят не «спасибо», а «служу Советскому Союзу», — сказал он.
— Служу Советскому Союзу!
— Вот так. А теперь можешь идти.
Миша козырнул, повернулся через левое плечо и направился к выходу. Он уже взялся за ручку двери и остановился.
«Как же так? Взять часы и уйти, ничего не рассказав подполковнику? — подумал он. — Подполковник, видно, ничего не знает о том, что я нарушил приказ сержанта. Правда, если бы я не нарушил приказа, то не нашел бы шкуру… Но все равно. Может, если бы подполковник узнал всю правду, он, вместо того чтобы награждать меня часами, посадил бы на гауптвахту?»
Видя замешательство мальчика, Урманов спросил:
— В чем дело, Миша?
Атаманыч вернулся к столу, встал по стойке «смирно», громко и четко сказал:
— Товарищ подполковник, я вчера нарушил приказ.
— Какой приказ?
И тут Миша чистосердечно рассказал обо всем.
— Да, брат, в армии за такие фокусы по головке не гладят, — сказал подполковник, внимательно выслушав Мишин взволнованный рассказ. — Но я вижу, что ты все понял, и надеюсь, что больше этого не повторится.
— Так точно, товарищ подполковник!
— А за то, что сам признался, — хвалю. Ну, теперь иди отдыхай.
Выйдя из штаба, Миша немного постоял на крыльце, прилаживая ремешок часов на руке. Приложился ухом, послушал, как они тикают.
