Атаман - [190]

Метрах в двадцати от дома на него из кустов вывалился казак с висячими, будто у запорожца, усами и винтовкой наперевес. Вскинув трехлинейку, он нажал на курок. Осечка. Вырлан ткнул в казака револьвером и также нажал на курок — и у него осечка. Вислоусый вывернул руки, обе сразу, чтобы огреть Вырлана прикладом, но прапорщик оказался проворнее и ловчее — резко, будто в боксе, качнулся в сторону и ударил рукоятью револьвера казака в висок. Вислоусый вскрикнул по-заячьи жалобно и упал, выронив винтовку. Прапорщик, подхватив ее, кинулся было вслед за своими людьми, но тут же остановился, резко отпрыгнул в сторону и развернулся на сто восемьдесят градусов — фронт научил его совершать и не такие кульбиты. Война вырабатывает в человеке животный нюх, в момент опасности каждая пора, каждая волосинка, каждый миллиметр кожи обладают повышенной, почти звериной чувствительностью — так и сейчас: едва Вырлан метнулся в сторону, как около его головы просвистела выпущенная из револьвера пуля, очень близко — жар раскаленного металла опалил щеку.

Стрелял вислоусый. Вырлан завалился на бок, уходя за полусохлый куст боярышника, — пока падал, выдернул свободной рукой револьвер из кобуры, выстрелил из него раз, потом другой, второй выстрел угодил вислоусому точно в выемку между двумя ключицами, вогнав в тело латунную пуговицу гимнастерки.

Прапорщик, сунув револьвер в кобуру, поднялся с земли, оттянул затвор винтовки, вытряхнул патрон, загнав в ствол новый, побежал догонять своих...

Он бежал, размахивая винтовкой и ловя грудной клеткой собственное сердце — ему казалось, оно не выдержит бега, вот-вот даст сбой, захлебнется, ноги словно сами по себе опечатывали землю — хлоп-хлоп-хлоп, быстрее, быстрее, быстрее, к горящему дому.

Тут на Вырлана налетел еще один казак — плечистый, с колючими крохотными глазками, похожими на шляпки гвоздей.

— Вы-то, ваше благородие, нам и нужны, — простуженно просипел он и засмеялся, вскидывая винтовку,

— На, держи, — выкрикнул Вырлан и плоско, словно меч, швырнул казаку винтовку, отнятую у вислоусого.

Выстрелить казак не успел, лицо у него сделалось озадаченным, и он едва не уронил свою винтовку, чтобы поймать другую, поймал и пока соображал, что делать с двумя винтовками, Вырлан успел выстрелить — этого времени ему как раз хватило для того, чтобы выдернуть из кобуры револьвер.

Казак, словив пулю, дернулся, крохотные колючие глазки его сжались, мигом посеревшее лицо поползло в сторону, и он, ослепший, продолжая держать в руках две винтовки, пошел на Вырлана. Прапорщик выстрелил еще раз. Казак продолжал идти, по-прежнему держа в руках винтовки. Прапорщик выстрелил в третий раз.

Казак, словно заговоренный, продолжал идти. Может, он действительно был заговоренный, опоен нечистой силой и его надо бить не обычной пулей, а серебряной, как, собственно, и положено расправляться с нечистью?

Прапорщик выстрелил еще раз. Казак остановился, уронил винтовки и в следующий миг повалился назад, так и грохнулся столбом — во весь рост шел, во весь рост и упал. Вырлан стер рукою пот со лба, дунул в ствол револьвера и побежал было к дому, но потом охнул, быстро возвратился за винтовкой и понесся к дому.

Прапорщик бежал, спотыкаясь о камни и корни деревьев и уже рядом с домом неожиданно столкнулся лицом к лицу с поручиком Емцовым, пробормотал неверяще:

— Вы?

— Я! — Зловещая улыбка на мгновение возникла на тугощеком лице Емцова. В правой руке он держал револьвер, левой, продолжая улыбаться, помахал прапорщику, сделал этакий прощальный «куп де грае» одними пальцами, будто имел дело с гимназисткой.

Лучше бы поручик этого не делал, хамский жест лишь разозлил прапорщика, он коротко, без размаха, двинул прикладом винтовки по руке Емцова, по пальцам, в которых был зажат револьвер, выбил его, поручик вскрикнул от боли, отскочил от Вырлана в сторону и заорал что было силы:

— Сволочь!

Прапорщик молча, действуя будто во сне, почти автоматически, ударил его прикладом во второй раз — металлической пластиной, привинченной к торцу приклада, опечатал лоб поручика. Емцов, пытаясь удержаться на ногах, завзмахивал руками, его повело, будто пьяного, в сторону, и он завалился на куст стланика.

Вырлан подобрал его револьвер, выколупнул патроны, оставил один, нацелившийся тупой головкой в темный зрачок ствола — оружие у прапорщика и Емцова было одинаковое, а патронов никогда не бывает много, — подошел к поручику и выстрелил ему в голову.

Револьвер бросил рядом.

Стрельба вокруг дома усилилась — подоспели казаки с других шурфов, растеклись цепью, охватывая горящий дом, емцовские люди не ожидали такого напора «работяг». «Работяги» метко швырнули несколько гранат, и на земле остались лежать четыре человека — трое убитых, один раненый — трупов на площадке перед домом прибавилось.

Дом уже полыхал целиком, над крышей взвивались рыжие горячие хвосты.

Вырлан выскочил из стланика и чуть не нарвался на пулю — горячая струя прошила воздух, — он отшатнулся от нее, вновь скрываясь в стланике, выругался в полный голос, потом прокричал что было силы:

— Бело-ов!

Куда же подевался Белов?