Атаман Метелка - [20]
— Ведь я опоздал к вам… из-за обстоятельств чрезвычайных. Задержался из-за депеши, которую привез курьер из Саратова.
— Что за депеша? — насторожился Бекетов и вдруг почувствовал, что у него начинают холодеть кончики пальцев. Так случалось всякий раз, когда надвигалась опасность, близкая, но неизвестно какая.
— Может, лучше поговорим в кабинете, — почти приказал губернатор, недовольно косясь на кружащихся веселых гостей.
Никита Афанасьевич, тяжело переступая ногами, повел губернатора через анфиладу комнат. Вошли в кабинет, присели в мягкие кресла у большого круглого стола. Губернатор достал из кармана вчетверо сложенный лист, осторожно, даже опасливо, развернул его и стал читать:
— «Указ Ея императорского величества по рапорту из Саратовской воеводской канцелярии. Секретная экспедиция уведомляет ваше превосходительство — по неоспоримым сведениям близ Саратова бывший в большой привязанности у самозванца Емельки Пугачева какой-то простой мужик, именуемый Заметайлов, или Метелка, отваживается внушить народу новые колебания и возмущения…»
— Псы немытые, отродье поганое! Опять зашевелились. Поймать этого злодея да за ребро! — зло выкрикнул Бекетов.
— Да как поймаешь-то? Вот тут отписано, что одиннадцатого марта за Волгою у села Золотого настиг его с командой капитан Бахмуцкого полка Закуль, только схватить Заметайлова не удалось, улизнул он да солдат наших положил немало. Пострадали многие усадьбы дворянские. На распыл пошло имение графа Орлова. Теперь полагают, идет он на Астрахань…
— А много ли сил-то у этого изверга? — мрачно перебил Никита Афанасьевич.
— Здесь не прописано. Указано лишь, чтоб для пресечения этой заразы я дал своим начальникам наикрепчайшее повеление надзирать все опасные места, особенно дороги и тракты. Тут, вишь, наказ какой. — Губернатор сощурил близорукие глаза и поднес бумагу к самому носу: — «В любом надзираемом месте, где только могут проникнуть замыслы к дерзким предприимчивостям, то несмотря ни на какие невозможности ловить не только самых главных зачинщиков, навлекающих отечеству беспокойство, но и тех, которые отважутся с ними быть соучастниками…»
Кречетников устало положил лист на стол.
— Не могу читать. В глазах мельтешит, а очки забыл, без очков совсем невмоготу…
— Я позову секретаря, — потянулся к звонку Бекетов.
Но губернатор удержал его:
— Наш разговор пока надлежит сохранить в тайне. Кто знает, может, последует новая инструкция. Ведь страшен этот призыв к новому бунту, ой как страшен. В Астрахани много пришлого, шаткого люда. Для выискивания разглашателей я думаю послать на заставы, рыболовные ватаги, суда, по соленым озерам доверенных людей, которые мой наказ в тайне могли бы сохранить, не давая о том знать подлому люду.
— Я мыслю, что надо послать наших доверенных людей и по непристойным сходбищам. А перед тем одеть их в бурлацкое платье, — вставил Бекетов.
— Обрядить офицеров в мужицкий наряд — что ж, об этом стоит подумать. А потом: не пообещать ли за поимку Заметайлова и некоторое вознаграждение? И выискивать, нет ли его и подобных ему вралей у кого на жительстве или между народом, и ежели где таковые окажутся, то, тотчас поймав, представить за крепчайшим караулом в Астраханскую губернскую канцелярию.
— А приметы его имеются? — спросил Никита Афанасьевич.
Узкое лицо Кречетникова еще более вытянулось, и он растерянно произнес:
— Примет-то и нет. Как теперь словишь?
— Приметы пришлют. На то есть тайная экспедиция, — успокоил Бекетов. — Да, может, еще ложный этот сполох-то? На што силен был Емелька Пугач, да и тот Астрахани не понюхал…
— Понюхать-то не понюхал, а соблазн великий и смуту в умах людишек посеял. — Кречетников резко придвинулся к сенатору и положил ему руку на колено: — Знаешь, Никита Афанасьевич, был я у государыни вскорости после казни злодея. Так сердцем почувствовал, встревожена она еще немало. Говорила мне про Пугачева: сей разбойник хоть и был неустрашим, но не видно в нем было большой военной остроты, а еще меньше был систематический смысл или дух. Все урывками действовал — как на ум то пришло. Его история, говорила всемилостивейшая, сходна с историей Стеньки Разина. Злодейства те же и в тех же местах. Вот и наказывала блюсти Астраханский край, ибо низовые земли еще в большом невежестве.
— Что и говорить, — вздохнул Бекетов, — хоть и много мы извели злодеев, да только сей саранчи умножилось до невероятного числа.
— Вот что и боится государыня, а ну из этой черни появится новый Пугачев, да, может, и почище того… Теперь уж не будет спокойствия, пока этого Метелку не изловим. Экое придумали прозвище! Пишут тут, что и слух бежит по Волге, будто он идет выметать дворян…
ЗОЛОТАЯ ЧАША
Когда в весеннее небо потянулась молодая листва и воды стали быстро прибывать в реке Черепахе, Бекетов повеселел. Об атамане Метелке больше не доводилось слышать. В город ездил редко, хоть и рукой подать. Здесь, наедине с природой, приходило успокоение. Временами на Никиту Афанасьевича нападало уныние, и он мечтал бросить все и найти утешение на берегах Невы, в шумной северной столице. Иной раз, напротив, он впадал в идиллическое настроение и тогда долгие часы проводил в своей домашней галерее. Эту галерею он завел внезапно, отрешившись от губернаторской должности. В узкой, длинной комнате наряду с полотнами известных мастеров попадались безграмотные подделки и копии. Бекетов, часто даже не видя, понаслышке, покупал картины, и антиквары, иностранные и русские, широко пользовались его щедростью.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».