Аталанта в Калидоне - [10]
В которой Акарнанию разбил твой сын, они
Оружье осмотреть и отдых дать собакам царским
Остановились: были там Лаэрт — островитянин,
И юный Нестор Геренийский, и Панопий,
Кефей с Анкеем, мускулистые гиганты,
Аркадяне; поодаль, с ними в ссоре, Аталанта
Ослабила двойную свору, псов умерив прыть,
Сверкая зубом белоснежным из-под вздёрнутой губы
И озирая всех разгорячённым взглядом,
А стрелы оперённые звенели у плеча, о бронзу ударяясь,
И лук блестел, висевший у бедра; за ней
Стоял и Мелеагр, как солнце, что весной
Из почки лист выводит, мир цветами украшая,
Славнейший средь мужей; там был Ификл,
С ним Пирифой, что поразил волшебного быка,
Эвритион божественный и славный Эакид,
Союзом брачным связанный с богами,
И Теламон, его любимый брат, и житель
Аргивы, истины свидетель, друг видений
Амфиарай; и с ними сила четверная -
Сыны твоей сестры и матери твоей;
Ещё хранящий рёв волны чужого моря
Ясон; близнец войны — Дриас, блестящий меч,
Цветок горячей битвы, и Идас, Линкей -
Острейший зреньем среди всех людей,
Адмет, женатый трижды, и Гиппас с Гилеем,
Что велики горячими сердцами.
Там отдохнув, трубить в рога принялись, поскакав
Сквозь лес и земли в ранах бешеных потоков,
Под тисами и шапками голов сосновых,
Забрались в тёмные зелёные дубравы,
И там и здесь искали — ни следа нет,
Ни запаха добычи; и сказал тогда Плексипп:
«Поможешь или нет нам, Артемида,
Кабанью твою шкуру сильными руками мы сдерём»;
Но речь прервал, не высказав всего,
Заметив там, где ил зелёный тёплого болота
В нестройном шуме тростника неспешно колебался,
Среди сырых, многоразличных трав дремотных,
Что бредя спят, виденьями кормимы,
Чудовища огромного слепую тушу.
Увидев зверя, задрожал, хвалы желая, он
И дрот двойной метнул, но дрогнула рука
И промахнулся, одержим желаньем сильным:
Горяч он духом, волей, но слаб телом,
Рука хоть ревностна, однако неверна; и древко
Сквозь тростники пробившись, в тамариска ствол
Ударилось и с силой отскочило; все застыли,
Лишь Аталанта — аркадийка псов спустила,
И ринулись они, таща ремни, и погрузились
По уши в воду, до добычи добираясь, а она,
Сказав: «Ускорь её, ведь в честь твою стреляю,
Богиня», натянула лук, спустила; тетива
Запела, отпустив стрелу, и воздух засвистел
Сырой, и по молчавших тростников плюмажам
Прошла волна, как в безмятежном море.
Но вепрь уж над водой вздымался, отрясая
Бока от ила; он дрожал от боли в ране
И ярости; огнём горели злобные глаза,
Щетина на хребте восстала дыбом,
Проваливаясь, рвался — висли на боках собаки -
Марая кровью белые цветы, траву сдирая.
Так, клацая клыками, он добрался и ударил
Гилея, и нашёл сей муж внезапно смерть,
И вечный сон в его глаза вселился.
Тогда Пелей, чрезмерно руки напрягая,
Пустил стрелу, но вбок она ушла и поразила
В подмышку левую его любезного собрата,
Поколебался тот и пал, как и стрела упала,
И пенистая кровь всё оросила сразу,
Свалилось тело, мёртвыми взмахнув руками,
Ударившись о землю с громким стуком -
Так смерть нашёл Эвритион достойный.
Удачливей была стрела кадмийца,
Амфиарая — ясновидца: наконечник
Священный зверю злобный глаз пронзил,
Пройдя под бровь кровавой этой твари,
Убийством распалённой; но вперёд упрямо
Стремился вепрь, вздымаясь, издавая рёв
Не меньший, чем рычание ручьёв конца зимы,
Когда они пену несут в желтеющее море.
Как башня, развалившись в пекле битвы,
Обломки арок, стен кидает на равнину,
Крушит внизу железные цветы войны,
Разбив обугленные члены и поверженные трупы,
Так сквозь хаос поломанных кустов и ветвей
Шумя и топая, весь в боевом пылу,
И в сторону склоняясь от клыков кабаньих,
Медлительный, неловкий от огромной силы
Анкей прорвался; но, как лёгкий снег,
Он пал, ослабли все его литые мышцы,
И члены зверь порвал, и кровь полилась,
И был растерзан храбрый воин на куски.
Герои все дыханье затаили, руки опустив,
Глядели в ужасе; но Мелеагр, твой сын,
Встал на пути у злобного проклятья,
Как камень, тверд и смел, он губы сжал,
Взгляд устремил на зверя, тело напрягая,
Упрямый подбородок опустил к груди,
Сжав челюсти, стал страшен словно бог -
Нацелил влево он своё тяжёлое копьё,
Обняв рукой рябиновое древко, и ударил;
И без замаха ранен был кабан ужасный,
Вошло оружье чрез щетину под последнее ребро,
Пронизав шкуру и пройдя сквозь кость
Глубоко; и, до смерти поражённый,
Громадный страх, утыканный древками стрел,
Скакнул и пал, и с бешеной губы
Пеной пролился гнев последний его жизни.
Поодаль стоя, все с весёлыми сердцами
Восславили Зевеса и богов, но прежде Артемиду;
А Мелеагр, нож наточив, освежевал
Добычу, обретя трофей роскошный;
И все, разгоряченные работою опасной,
Присели отдохнуть и выпили, смеясь,
Пот вытирая жаркий с успокоенных бровей.
Ведь много мягких трав, что выше тростника
Растут для сна приятного, нарциссы колдовские
И низко стелющийся донник, разные побеги
Весною расцветают, и прекрасней всех
Горят тяжелые соцветья синих гиацинтов,
Огнём сияют жёлтые цветы, бутоны
Готовятся расцвесть прекрасных лилий, листья
Раскрылись нежные, дриад лаская ноги;
Плющи, оливы и священный тополь,
И прочие растения — весны приметы.
Там до сих пор сидят они; меня же царь
Понудил поспешить явиться в город твой;
Вы все ликуйте, благодарность возносите:
Драма «Розамунда» воскрешает события темной эпохи «переселения народов». Месть, ради которой готовы поступиться всем и всеми…Перевод Эдуарда Ермакова.
Перевод Эдуарда Ермакова трагедии А.Суинберна «Эрехтей» (1876 г), созданной на сюжет из мифологической истории Афин.
Это стихотворение было создано в 1868 году, когда Суинберн узнал о кончине французского поэта Ш.Бодлера. Наполнено реминисценциями на стихи Бодлера и образами эллинских мифов.Перевод Эдуарда Ермакова.