Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919) - [157]

Поздней ночью 6 октября Иванов и Непряхин в сопровождении чекистов зашли на квартиру к военному комиссару Чугунову, разбудив его и пригласив принять участие в допросе монаха, притворившегося эмиссаром от Ленина. Затем вся компания направилась на квартиру к Кирову, подняла его с постели и начала допрос.

Взявший на себя руководство Иванов попросил удивленного Кирова написать несколько предложений. Затем Кирову завязали глаза, после чего, сняв повязку, предъявили фото Иллиадора.

Вся эта история была довольно вздорной. Киров, естественно, легко доказал свое алиби, и его оставили в покое, извинившись.

Но извинениями дело не ограничилось.

Киров собрал Реввоенсовет XI армии, членом которого он являлся. В его устах история стала обретать характер крупномасштабного заговора. «Чугунов и другие ночью, – говорилось в заявлении Реввоенсовета, составленном явно под влиянием Кирова, – дав приказ гарнизону быть в полной боевой готовности, подвергли обыску и временному аресту тов. Кирова… выступившие были намерены арестовать весь состав РВС»[1450].

Это была откровенная ложь. Никто, кроме Кирова, подозрений у астраханцев не вызывал. Но армейский РВС отправил телеграмму в Москву, причем в списке обвиняемых оказались люди, никакого отношения к ночному визиту не имевшие, и в первую очередь лидер профсоюзов Федор Трофимов.

24 октября астраханское дело рассматривалось на заседании Оргбюро ЦК РКП(б) в Москве. Председательствовал Лев Каменев. Председатель ВЧК Феликс Дзержинский приказал прислать в распоряжение ВЧК всех виновных «в недавнем нападении на РВС в Астрахани». Таким образом, стараниями Кирова его ночная беседа с астраханскими партийцами была разукрашена до «нападения на Реввоенсовет». Вполне естественно, что Дзержинский теперь настаивал на том, чтобы «пресечь возможность склок, подобных выступлений и демонстраций и самым суровым образом покарать виновных». Оргбюро, впрочем, Дзержинского не поддержало, ограничившись решением отозвать коменданта Астрахани Петра Чугунова в распоряжение Политуправления и поручив разбирательство Реввоентрибуналу.

19 ноября председатель Реввоентрибунала Борис Легран сообщил, что следствие закончено, в Астрахань им будет направлена специальная выездная комиссия и надо арестовать председателей губисполкома и горисполкома.

Затем Борис Легран сообщал в ЦК РКП и ВЦИК, что в качестве обвиняемых должны быть привлечены рабочий лидер Трофимов, комендант Чугунов, представители ВЧК Розенталь и Блюм, которым предъявлено «обвинение в участии в заговоре против РВС 11-й армии, покушении на арест отдельных членов РВС и вызов с этой целью вооруженных сил, находившихся в составе гарнизона». Липатову инкриминировали «непринятие мер»[1451].

Мины Аристова не оказалось в этом списке лишь по той причине, что еще в начале сентября он выехал в командировку в Москву[1452]. После ареста им Атарбекова Оргбюро ЦК направил его на работу в Политуправление, подальше от астраханских конфликтов[1453].

В Астрахани бакинцы требовали крови. Мягкий Куйбышев, сдерживая их агрессию, отвечал: «разделяю возмущение тов. Вартаняна, но не нужно зарываться. Снимать кого бы то ни было немедленно с постов нецелесообразно, так как мера вины каждого еще не выяснена». Куйбышев предложил вынести вопрос на конференцию РКП(б) и передать дело в партийный суд, то есть ограничиться взысканиями[1454].

Лазьян провел срочное заседание горкома партии. Рассудительный Липатов заявил, что Вассерман – просто «взбалмошная баба», и вслед за Куйбышевым предложил передать дело в партийный суд. Но требовалось не это. Лазьян и Елдышев при молчаливой поддержке сидевшего здесь же Кирова ответили, что рассматривать на партийном суде нечего, все понятно, виновных надо исключить из партии и передать их дело в трибунал. Особое внимание уделили Иванову, который был у бакинцев и «центровиков» как кость в горле.

Иван Иванов был человек с биографией. Он родился в 1886 году в Астрахани, работал учеником аптекаря, затем учителем, в 1905 году вступил в РСДРП, воевал на фронте, бежал в США, учился в Миннесоте, вернулся после Февральской революции, был редактором большевистской фронтовой печати, затем редактором астраханской газеты «Коммунист». То есть это был человек с биографией не беднее, чем у Кирова, считавший себя вправе спорить и публично заявлявший, что сомневается в порядочности многих партийцев[1455]. Поскольку местная старая гвардия давно была оттеснена на третьи роли, его стрелы были явно направлены на команду гостей.

Лазьян сказал следующее: «Иванов пользуется популярностью у масс и будет распространять провокации». Поэтому Иванова не просто исключили из партии, но и передали его дело в Ревтрибунал. Разумеется, такое же решение было принято и по Вассерман, иначе возникла бы ситуация с двойными стандартами. Под трибунал было направили и Непряхина, но передумали по чисто прагматичным мотивам: «снимать его с поста нельзя – заменить некем». Поэтому Непряхина и Чугунова просто исключили из партии на три месяца. Заодно объявили выговор непричастным к истории профсоюзнику Трофимову и начальнику милиции Хумарьянцу. Их вина, видимо, состояла в том, что они вступили в партию в Астрахани, а не в Баку или Владикавказе