Асфальт - [29]

Шрифт
Интервал

И Стёпа полез обниматься.


***

Миша продолжал сидеть, не в силах решить, что же делать дальше. Он хотел встать, но если встать, то надо было куда-то идти и сразу. Так что он продолжал сидеть и смотреть на кафельный, серый с белым пол кафе. Он чувствовал, что этот пол, эти серые и белые квадратные плитки, этот стук каблуков по этому полу, но прежде всего сами квадратики и чёрные тонкие полоски между ними вызывают у него какую-то незнакомую ему прежде тоску, душную скуку и безнадёжное тошное отчаяние.

«Как же мне не нравится этот чёртов пол. Кто же придумал такой скучный и бесчеловечный пол, – ползло у Миши в голове. – А кому-то он нравится. Ужас какой! Вот только чего мне дался сейчас этот пол. Пол как пол… Таких полов повсюду… Вот именно, что повсюду такие полы. Как скучно-то. Здесь не только кофе пить и пирожные есть нельзя, здесь находиться-то тошно. Как они тут работают?! Я бы пару дней на этот пол посмотрел и повесился бы…»

Тут Миша встал, довольно резко. Обычная фраза: «повесился бы», которую он часто говорил или думал по разным поводам и в самых разных ситуациях, вдруг ужалила его конкретностью смысла. Он шагнул к выходу, но остановился, вспомнил, что не заплатил, пошёл к кассе, рассчитался, проклиная медлительность кассира, и вышел на улицу, стараясь не смотреть на пол кафе.

Миша быстро дошёл до машины, сел за руль и моментально завёл мотор. Но тронулся с места он не сразу. Он не раздумывал, куда бы поехать, он продолжал думать про кафельный пол и про ту тоску, которая открылась ему в серых и белых квадратиках этого пола. Миша отчётливо понял, что даже если бы он не ел три дня, он не смог бы сейчас зайти ни в какой ресторан или кафе, сидеть там один и есть. Тошнота, пустой желудок и горечь от кофе и сигарет не заставили бы его сейчас пойти куда-нибудь, чтобы спастись от этих болезненных ощущений.

И Миша неожиданно признался себе, что ему всегда было скучно, неинтересно и тоскливо бродить по красивым улочкам тех европейских городов, куда, как ему казалось, он так любил ездить. Ему всегда казалось, что ему нравилось одному бродить по старым мощёным улочкам и переулкам, заходить в ресторанчики и бары. Ему казалось, что сидеть, есть или пить или есть и пить одному где-то в Париже или Берлине, смотреть в окно на улицу, любоваться набережной или площадью, слушать непонятную речь – это приятно, красиво, тонко и даже романтично. Ему казалось, что ему нравится читать какую-нибудь книгу французского или латиноамериканского автора за чашкой кофе в полупустом кафе, и что это серьёзно и элегантно. Ему казалось, что такое уединение развивает и углубляет внутренний мир, содержание и даже укрепляет характер. Миша нравился сам себе, такой одинокий, молчаливый и сосредоточенный. Он гордился таким своим образом жизни и считал, что ему так хорошо. Он гордился тем, что открыл в себе интерес и удовольствие бывать одному где-то далеко от соотечественников. Ему казалось даже, что так он отдыхает, уезжая из Москвы на недельку-другую.

И вдруг ему стало ясно, что ему всегда было скучно и тоскливо в этих одиноких поездках. Ему в этих поездках ничего не хотелось, ему всегда казалось, что хочется, но на самом деле не хотелось ничего. Не хотелось ходить по музеям или галереям, не хотелось одиноко гулять по паркам, и даже есть ему не хотелось. Но он всё это делал и находил в этом много смысла.

Книги в кафе ему тоже не хотелось и не нравилось читать. Не нравились сами многослойные и путаные смыслы французских и латиноамериканских писателей, и процесс чтения тоже не нравился. В кафе ему трудно было читать, мысль ускользала, Миша отвлекался и перечитывал один и тот же абзац несколько раз, пытаясь хоть что-то понять. Но парижане и берлинцы в кафе читали, не отвлекались и явно получали удовольствие и от процесса чтения и от книг. Миша делал так же и был собой доволен. А тут ему стало ясно, что всё это ему было скучно. И он тут же подумал, что и парижане и берлинцы, наверное, не любят читать в кафе те книги, которые они читают, и им, наверное, совсем не так уж хорошо поодиночке, с независимым видом, пить кофе во всех бесчисленных кафе.

Миша всё так и сидел за рулём и не трогался с места. День стоял солнечный, нежный и прохладный. Миша ощущал под собой смятые складки пальто. Он сел в машину, не позаботившись о своём любимом пальто, хотя всегда снимал его, садясь в машину. И в кафе он пальто не снимал. «Помялось совсем, – подумал он вяло, – да и фиг с ним». Это пальто он купил в Париже, очень его любил и берёг, а тут не захотел расправить складки под собой. Он сидел и думал.

И то, о чём и как он думал, Мише очень не нравилось. Его не огорчило признание самому себе в том, в чём он признался.

Его огорчало и даже пугало то, что в последний раз он делал себе подобные признания довольно давно. Тогда ему было очень больно и трудно, тот период своей жизни он вспоминал теперь с ужасом и не хотел тех самых переживаний даже близко. И хотя всё тогда было совершенно иначе, но сам факт горького признания в чём-то самому себе сильно Мишу встревожил.

Он сидел с совершенно отрешённым взглядом в машине, держался обеими руками за руль и усиленно пытался отогнать тоску, будто вылезшую из чёрных полосок между кафельными плитками того самого пола в кафе. Он старался не думать о том, что напомнила ему эта тоска. Миша помнил, как и когда он признался себе в том, что ненавидит свою жизнь и не любит почти всё, из чего эта жизнь состоит, и то, как его жизнь устроена.


Еще от автора Евгений Валерьевич Гришковец
Рубашка

«Рубашка» – городской роман. Очень московский, но при этом примиряющий Москву с регионами. Потому что герой – человек провинциальный, какое-то время назад приехавший в Москву. Это короткий, динамичный роман о любви. Один день из жизни героя. Ему от 30 до 40 лет. Есть работа, есть друзья, есть сложившаяся жизнь и… Любовь, которая сильно все меняет.


Театр отчаяния. Отчаянный театр

Роман называется «Театр отчаяния. Отчаянный театр». Эта объёмная книга написана как биографическая история, но главным героем романа является не человек, или не столько человек, как призвание, движущее и ведущее человека к непонятой человеку цели. Евгений Гришковец.


«Весы» и другие пьесы

Пьесы, вошедшие в этот сборник, как и все произведения Гришковца, имеют отношение к современнику, к человеку переживающему, думающему, внимательному. Здесь есть монологи, которые Гришковец исполняет на сцене сам, и пьесы, написанные для постановок в театрах в привычном понимании этого слова. Есть хорошие люди в непростых обстоятельствах, есть тревоги, волнения, радость, забота, трудный выбор… и обязательно надежда. P.S. Не пугайтесь слова «пьесы» на обложке.


Как я съел собаку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Следы на мне

Читая книгу Гришковца, очень легко почувствовать себя автором, человеком, с которым произошло почти то же самое, что и с его героями. Гришковец рассказывает о людях, сыгравших важную роль в его жизни. Какие-то истории, какие-то события — ничего экзотического.Впечатления и переживания, которые много важнее событий. И внимание обращается уже не к героям, а к своей собственной жизни. К себе.


Узелки

«Есть воспоминания такой яркости и отчётливости, которые не тускнеют, не размываются и не уходят в тень новых событий и переживаний… Я говорю про воспоминания, которые всегда рядом, которые под рукой как некие предметы, лежащие в кармане некой вечной, бессменной одежды, как едва заметный белый маленький шрам на ноге, руке или на лбу, бросая взгляд на который или видя его в зеркале ты всякий раз, пусть на миг, но вспоминаешь обстоятельства его появления». (Е. Гришковец)


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.