Арзамас-городок - [143]
…Так хотелось упорядочить собранный гербарий, прочитать новые книги по естествознанию, заняться бы личным архивом, написать воспоминания. Ступин-то в Арзамасе — молодцом, «настрочил», как уведомил недавно в своем пространном стариковском письме.
Но у писательницы только и хватило сил на то, чтобы подготовить к изданию роман «Две свадьбы»…
Когда ей становилось лучше, она вставала с постели, в теплом халате усаживалась за рабочий стол и, не торопясь, оглядывала свой кабинет с тихой благодарностью к нему. Святая святых для писателя — шкафы с любимыми книгами. Вот истинные и неизменные друзья! Мария Семеновна неторопливо листала шесть томов своих сочинений — сколько обступало героев и героинь… Картины, бронзовые часы на мраморной каминной доске, расписанные фарфоровые вазы, любимые безделушки на туалетном столике… И над всем этим — близким и дорогим, она сама с портрета Филиппа Берже. Он написал ее, кажется, в тридцать пятом…
После скажут: «Гладко причесанные на пробор волосы, чистый гладкий лоб и широко расставленные нежные глаза. Большие, умные и грустные, несмотря на готовые улыбнуться губы, эти глаза одни влекут к себе и будят желание заглянуть пристальней в душу, так тепло светящуюся в них…»
На письменном столе, слева от чернильного прибора, в серебряной рамке стояла миниатюра — автопортрет Филиппа. Спасибо тебе, веселый и галантный француз! Ты был настоящим другом тогда, когда сердце так требовало стороннего, дружеского участия. Ему было так одиноко в вертепе большого города…
Мария Семеновна давно осознала трагизм конца человеческого существования. Она прожила свою короткую жизнь творчески, с любовью к людям, к русской женщине… Она смолоду мечтала выразить себя в слове, ее душа — она на страницах изданных повестей, и душа давно услышана читателем… Она выполнила свое назначение на земле и не забудется в родном краю. Слава Богу за все!
…Пришла весна. Стояли мягкие апрельские деньки. Солнце так пригревало подоконники, так ласково обливало набухшие почки яблонь в саду — вот-вот вспыхнут они тихим розовым пламенем очередного цветения.
Мария Семеновна лежала у низкого окна, внутренним зрением художника видела это великое таинство пробуждения жизни и на ее иссохших, почерневших губах трепетала полная святой мудрости женская улыбка.
Легкие догорали. В последние полтора месяца мучила и водянка.
В ночь с 13 на 14 апреля 1855 года Марии Семеновны Жуковой не стало.
«Перов первый из художников познакомил нас с передовым направлением в живописи; кроме того, Перов — живописец — поэт. Поэзия его — это задушевность, он поэт чувства, поэт душевных движений».
Д. В. Григорович.
В маленькой горенке было душно, из передней избы остро несло квашеной капустой, оттуда слышались ворчливые голоса домочадцев, кто-то часто постукивал пестом в чугунной ступе. Старый, заштатный уже, дьячок в темном стеганом подряснике размеренно ходил по горенке, изредка заглядывал в низкое окно на солнечную весеннюю улицу и, намеренно растягивая слова, спрашивал:
— Нут-ка, Иване, ответствуй. Вспомни твержение пройденного: что есть орфография или правописание?
За простеньким столом с почерневшей столешницей сидели два мальчика. Один — стриженый под горшок в рубашке из холщовой крашенины кубового цвета, другой в рубашке из светлого ситца.
Перед мальчиками белели листы бумаги, сияла жаркой желтизной начищенная медная чернильница, в высоком глиняном стакане смешались белые паруса гусиных перьев.
Дьячок откинул со лба седую прядь поределых волос, пытливо взглянул на своего ученика.
— Что надлежит наблюдать в правописании?
Ваня встал со скамьи и с тоской отвел глаза в сторону.
— Надлежит наблюдать, чтоб оно служило к чтению удобному… Ученик тут же смешался, виновато взглянул на враз опечаленного учителя.
— Экой ты, право. В тебя, как в провалище мои научения. Садись! Василий, встань! Доскажи остатнее.
Мальчик в ситцевой рубашке встал, сверкнул темно-карими глазами.
— В правописании должно наблюдать первое: чтобы оно служило к удобному чтению и к чистому выговору для каждого знающего русский язык, к рассудительному его употреблению…
— Тако, тако!
Дьячок плавно прошелся по горенке и резко повернулся к столу.
— Что еще добавишь?
Вася передохнул, засмотрелся на спасительный потолок горенки.
— Второе: чтобы в русском языке соблюдалось свойственное происхождение и сложение слов, речений…
— Та-ак…
Вася осмелел. Ответ будто кто невидимый подсказывал:
— Ради наблюдения сих правил должно знать и употреблять различие букв, слогов и слов. Строчных и надстрочных знаков…
— Добро! Довольно… А теперь берем стило в руки, буду диктовать, а вы пишите, хотя бы сию поговорочку: Иван был в татарской орде, а Марья вести сказывает…
Старательно скрипели гусиные перья. Дьячок заглядывал в тетради, следил за письмом.
— А вот и еще: Не дери глаз на чужой квас, ране вста-вай, да свой за-тирай! Написали? — Учитель молодо ринулся к столу, в досаде вскинул руки. — Иванушка-миленушко… Маловато в тебе прилежания. Куда так торопишься, экую кляксу посадил! И буквы, что палый плетень. Займись прописями дома. А чево ты все ногами болтаешь, а? Вот и будешь ты у меня Болтов! А вот Вася наш… Его отныне называем Перов! Зело в каллиграфии искусен, экой молодец! Только перестань собачек рисовать, что родитель-то, Григорий Карлыч, скажет, как тетрадь проверять станет…
Тема, выбранная писателем, — первые годы существования почитаемого и в наши дни богохранимого центра православия Саровской пустыни. Повествование «Ярем Господень» — это и трудная судьба основателя обители иеросхимонаха Иоанна, что родился в селе Красном Арзамасского уезда. Книга, написана прекрасным русским языком, на какой теперь не очень-то щедра наша словесность. Кроме тщательно выписанной и раскрытой личности подвижника церкви, перед читателем проходят императорствующие персоны, деятели в истории православия и раскола, отечественной истории, известные лица арзамасского прошлого конца XVII — первой половины XVIII века. Книга несет в себе энергию добра, издание ее праведно и честно послужит великому делу духовного возрождения Отечества..
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.
Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.