Арзамас-городок - [141]
— И что, говорите же!
Жукова пожалела отца:
— Чисто одет. Несколько порывист, напряжен нутром… Пили чай, рассказывал, что написал в Казани акварелью купеческую чету Крупенниковых, чету Батуриных. Жене профессора Симонова не польстил внешностью… А у нас в городе Вольского купца Злобина изящно подал — талант![56]
— Нигде он не осел, не сказывал? — осторожно, с надеждой спросил Ступин.
— Собирался куда-то в наши саратовские степи, к какому-то скотоводу в домашние учители. Вот еще что… Он написал пособие для познающих изобразительное искусство. Академическая метода, написано изрядно, хотел вдругорядь зайти, обещала ему слог поправить, да что-то так и не зашел.
— Об отце не спрашивал?
— Отзывался о вас почтительно, не утаю. Переживал за мать, сестру. Академик опять вздохнул.
— Был маменькин сынок, да стал папенькин горбок… — художник вспомнил, что не догадался спросить гостью о причине ее наезда в Арзамас. — Какая нужда привела вас на родные стогны? А где остановились? Комната для гостей у меня давно-давно пуста…
— Дела по имению все еще тянутся, вы же знаете судейских. А определилась я в гостинице.
— Машенька, прошу отужинать со стариком. — Кухарка у меня готовит славно… Не откажите! Как жаль, что вы торопитесь, а то бы я вас на недельку задержал, просил бы вас позировать. Писательница, ваш портрет потомки спросят!
Жукова встала.
— Александр Васильевич, мне сейчас в уездный суд пора, там выпись мне сделали. Спасибо на предложение о портрете, в другой раз с удовольствием, хотя мой портрет написан Филиппом Берже, славный мастер! Во сколько у вас вечернее застолье? Ладно, обязательно буду. А завтра — пообещайте, будьте мне гидом по Воскресенскому собору, росписи хочется увидеть. И я посмотрю Тициана в вашей галерее…
— Все исполню, мадам! — Ступин встал и с легким стариковским смешком шаркнул ногой, тряхнул седой головой и пошел провожать гостью.
Полуденная тишина устоялась в ограде дома академика. Ученики шли с обеда, сворачивали от поварни в сад. Александр Васильевич перехватил Ивана Свешникова.
— Упреди, братец, стряпку, что у нас к ужину мадам. Если нет стерлядей и икры — сходи в рыбную лавку. И купи бутылку французского вина. Тебе тоже прибор за столом, боюсь скоро надоесть за ужином даме, а ты ведь у нас любезник записной…
Саратов, куда Жукова переехала к родителям после 1830 года, породнел скоро. Он был еще тем провинциальным губернским городом, в котором жить было сытно и уютно. Широкая рабочая Волга сближала со всей Россией, а яркий недальний Восток, дышавший по летам томительным зноем бескрайних степей и песчаных пустынь, приносил особый пряный привкус азиатских базаров. Жаль, что к этому волнующему привкусу примешивалась еще витающая над городом скорбная память о двадцати тысячах жителей, которых унесла страшная холера в 1830–1842 годах.
Саратов покорял вновь прибывшего скоро и навсегда. Вешними разливами Волги, обрывом Соколовой горы, где некогда грозный Пугачев стоял своим станом и ожидал сдачи города… Прямые улицы опускались к реке террасами, над ними величаво возвышался древний собор, воздвигнутый еще в 1697 году в память избавления от моровой чумы, и новый собор Александра Невского, выстроенный в честь победы над Наполеоном…
Марию Семеновну неизменно врачевала цветущая весенняя степь, теплые дни долгой осени, пропахшей яблоками, арбузами и горьковатой степной полынью. Саратову писательница посвятила искренние, восторженные строки. Даже будучи за границей, она тоскующе вспоминала саратовские места, а залив Ниццы напоминал ей широкое раздолье родной Волги.
Но главное — город оказался близким для Жуковой интересными людьми. Саратов быстро приобщался к отечественной культуре, и совсем не случайно здесь поднялся, со временем, вождь русской революционной демократии — мыслитель, писатель, критик, историк и пламенный публицист Николай Гаврилович Чернышевский.
Мария Семеновна скоро вошла в дом губернатора А. М. Фадеева, который завидно интересовался историей края. Его дочь Елена Андреевна Ган в замужестве снискала известность в изящной словесности. Это о ней тот же Виссарион Белинский сказал, что она «принадлежит к примечательным талантам современной литературы». Е. А. Ган, кроме застольной работы, усердно занималась ботаникой, ее редкой коллекцией интересовалась Российская академия наук. В городе сформировался тесный кружок талантливых литераторов, историков и краеведов.
Открыто жила в Саратове Мария Семеновна.
Вот что вспоминал о ней в 1895 году Иван Палимпсестов — редактор «Записок Императорского общества сельского хозяйства южной России». Рассказывая о своей многолетней дружбе с историком Николаем Ивановичем Костомаровым, он писал:
«…нас друг с другом познакомила и на первый раз сдружила жившая в Саратове во время оно известная писательница М. С. Жукова, женщина необыкновенной теплоты сердца, светлого ума, с удивительным даром слова. Около этого прекрасного самородка — женщины… группировались молодые люди с университетским образованием, и их она считала своими лучшими друзьями, хотя не чуждалась и светского большого общества».
Тема, выбранная писателем, — первые годы существования почитаемого и в наши дни богохранимого центра православия Саровской пустыни. Повествование «Ярем Господень» — это и трудная судьба основателя обители иеросхимонаха Иоанна, что родился в селе Красном Арзамасского уезда. Книга, написана прекрасным русским языком, на какой теперь не очень-то щедра наша словесность. Кроме тщательно выписанной и раскрытой личности подвижника церкви, перед читателем проходят императорствующие персоны, деятели в истории православия и раскола, отечественной истории, известные лица арзамасского прошлого конца XVII — первой половины XVIII века. Книга несет в себе энергию добра, издание ее праведно и честно послужит великому делу духовного возрождения Отечества..
Прадед автора книги, Алексей Михайлович Савенков, эмигрировал в начале прошлого века в Италию и после революции остался там навсегда, в безвестности для родных. Семейные предания приобретают другие масштабы, когда потомки неожиданно узнали, что Алексей после ареста был отправлен Российской империей на Запад в качестве тайного агента Охранки. Упорные поиски автора пролили свет на деятельность прадеда среди эсэров до роспуска; Заграничной агентуры в 1917 г. и на его дальнейшую жизнь. В приложении даются редкий очерк «Русская тайная полиция в Италии» (1924) Алексея Колосова, соседа героя книги по итальянской колонии эсэров, а также воспоминания о ней писателей Бориса Зайцева и Михаила Осоргина.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.