Арзамас-городок - [141]

Шрифт
Интервал

— И что, говорите же!

Жукова пожалела отца:

— Чисто одет. Несколько порывист, напряжен нутром… Пили чай, рассказывал, что написал в Казани акварелью купеческую чету Крупенниковых, чету Батуриных. Жене профессора Симонова не польстил внешностью… А у нас в городе Вольского купца Злобина изящно подал — талант![56]

— Нигде он не осел, не сказывал? — осторожно, с надеждой спросил Ступин.

— Собирался куда-то в наши саратовские степи, к какому-то скотоводу в домашние учители. Вот еще что… Он написал пособие для познающих изобразительное искусство. Академическая метода, написано изрядно, хотел вдругорядь зайти, обещала ему слог поправить, да что-то так и не зашел.

— Об отце не спрашивал?

— Отзывался о вас почтительно, не утаю. Переживал за мать, сестру. Академик опять вздохнул.

— Был маменькин сынок, да стал папенькин горбок… — художник вспомнил, что не догадался спросить гостью о причине ее наезда в Арзамас. — Какая нужда привела вас на родные стогны? А где остановились? Комната для гостей у меня давно-давно пуста…

— Дела по имению все еще тянутся, вы же знаете судейских. А определилась я в гостинице.

— Машенька, прошу отужинать со стариком. — Кухарка у меня готовит славно… Не откажите! Как жаль, что вы торопитесь, а то бы я вас на недельку задержал, просил бы вас позировать. Писательница, ваш портрет потомки спросят!

Жукова встала.

— Александр Васильевич, мне сейчас в уездный суд пора, там выпись мне сделали. Спасибо на предложение о портрете, в другой раз с удовольствием, хотя мой портрет написан Филиппом Берже, славный мастер! Во сколько у вас вечернее застолье? Ладно, обязательно буду. А завтра — пообещайте, будьте мне гидом по Воскресенскому собору, росписи хочется увидеть. И я посмотрю Тициана в вашей галерее…

— Все исполню, мадам! — Ступин встал и с легким стариковским смешком шаркнул ногой, тряхнул седой головой и пошел провожать гостью.

Полуденная тишина устоялась в ограде дома академика. Ученики шли с обеда, сворачивали от поварни в сад. Александр Васильевич перехватил Ивана Свешникова.

— Упреди, братец, стряпку, что у нас к ужину мадам. Если нет стерлядей и икры — сходи в рыбную лавку. И купи бутылку французского вина. Тебе тоже прибор за столом, боюсь скоро надоесть за ужином даме, а ты ведь у нас любезник записной…


8. 

Саратов, куда Жукова переехала к родителям после 1830 года, породнел скоро. Он был еще тем провинциальным губернским городом, в котором жить было сытно и уютно. Широкая рабочая Волга сближала со всей Россией, а яркий недальний Восток, дышавший по летам томительным зноем бескрайних степей и песчаных пустынь, приносил особый пряный привкус азиатских базаров. Жаль, что к этому волнующему привкусу примешивалась еще витающая над городом скорбная память о двадцати тысячах жителей, которых унесла страшная холера в 1830–1842 годах.

Саратов покорял вновь прибывшего скоро и навсегда. Вешними разливами Волги, обрывом Соколовой горы, где некогда грозный Пугачев стоял своим станом и ожидал сдачи города… Прямые улицы опускались к реке террасами, над ними величаво возвышался древний собор, воздвигнутый еще в 1697 году в память избавления от моровой чумы, и новый собор Александра Невского, выстроенный в честь победы над Наполеоном…

Марию Семеновну неизменно врачевала цветущая весенняя степь, теплые дни долгой осени, пропахшей яблоками, арбузами и горьковатой степной полынью. Саратову писательница посвятила искренние, восторженные строки. Даже будучи за границей, она тоскующе вспоминала саратовские места, а залив Ниццы напоминал ей широкое раздолье родной Волги.

Но главное — город оказался близким для Жуковой интересными людьми. Саратов быстро приобщался к отечественной культуре, и совсем не случайно здесь поднялся, со временем, вождь русской революционной демократии — мыслитель, писатель, критик, историк и пламенный публицист Николай Гаврилович Чернышевский.

Мария Семеновна скоро вошла в дом губернатора А. М. Фадеева, который завидно интересовался историей края. Его дочь Елена Андреевна Ган в замужестве снискала известность в изящной словесности. Это о ней тот же Виссарион Белинский сказал, что она «принадлежит к примечательным талантам современной литературы». Е. А. Ган, кроме застольной работы, усердно занималась ботаникой, ее редкой коллекцией интересовалась Российская академия наук. В городе сформировался тесный кружок талантливых литераторов, историков и краеведов.

Открыто жила в Саратове Мария Семеновна.

Вот что вспоминал о ней в 1895 году Иван Палимпсестов — редактор «Записок Императорского общества сельского хозяйства южной России». Рассказывая о своей многолетней дружбе с историком Николаем Ивановичем Костомаровым, он писал:

«…нас друг с другом познакомила и на первый раз сдружила жившая в Саратове во время оно известная писательница М. С. Жукова, женщина необыкновенной теплоты сердца, светлого ума, с удивительным даром слова. Около этого прекрасного самородка — женщины… группировались молодые люди с университетским образованием, и их она считала своими лучшими друзьями, хотя не чуждалась и светского большого общества».


Еще от автора Петр Васильевич Еремеев
Ярем Господень

Тема, выбранная писателем, — первые годы существования почитаемого и в наши дни богохранимого центра православия Саровской пустыни. Повествование «Ярем Господень» — это и трудная судьба основателя обители иеросхимонаха Иоанна, что родился в селе Красном Арзамасского уезда. Книга, написана прекрасным русским языком, на какой теперь не очень-то щедра наша словесность. Кроме тщательно выписанной и раскрытой личности подвижника церкви, перед читателем проходят императорствующие персоны, деятели в истории православия и раскола, отечественной истории, известные лица арзамасского прошлого конца XVII — первой половины XVIII века. Книга несет в себе энергию добра, издание ее праведно и честно послужит великому делу духовного возрождения Отечества..


Рекомендуем почитать
Тайны прадеда. Русская тайная полиция в Италии

Прадед автора книги, Алексей Михайлович Савенков, эмигрировал в начале прошлого века в Италию и после революции остался там навсегда, в безвестности для родных. Семейные предания приобретают другие масштабы, когда потомки неожиданно узнали, что Алексей после ареста был отправлен Российской империей на Запад в качестве тайного агента Охранки. Упорные поиски автора пролили свет на деятельность прадеда среди эсэров до роспуска; Заграничной агентуры в 1917 г. и на его дальнейшую жизнь. В приложении даются редкий очерк «Русская тайная полиция в Италии» (1924) Алексея Колосова, соседа героя книги по итальянской колонии эсэров, а также воспоминания о ней писателей Бориса Зайцева и Михаила Осоргина.


Мэрилин Монро. Жизнь и смерть

Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?


Партизанские оружейники

На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.


Глеб Максимилианович Кржижановский

Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.


Дневник 1919 - 1933

Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.


Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа

Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.