Артуш и Заур - [61]

В тот день в школьном дворе яблоку было негде упасть. Никто не заметил отдалившегося от толпы и в одиночестве присевшего под дерево Заура, никому из одноклассников не было до него никого дела. Впервые он со всей остротой осознал свое одиночество и отчужденность. Он сидел и плакал, вдали от всех. Его абсолютно не интересовали выступающие с микрофоном, и вообще эта церемония, все мысли были о том, как быстро пролетело время. Заура, как и всех выпускников, радовало получение аттестата и избавление от мучительных утренних подъемов, от надоевших педагогов и прочей школьной рутины. Он был, конечно, воодушевлен началом новой взрослой жизни, но в то же время понимал, что теряет все материальные узы, связывающие его с Артушем, Его терзала мысль о том, что незабываемые мгновения, прожитые в школе, испаряться навсегда. «Здесь все для меня закончилось, с тех пор как уехал Артуш» — попытался обнадежить себя Заур, решив, что распрощался со школой еще в 1990 году. И все же ему этот последний день казался особенным, словно что-то осталось еще недоделанным, недосказанным, непонятым. Через несколько минут, в последний раз прозвучит символический звонок и этот пронзительный зов, звучавший 11 лет его жизни, пройдет через каждую частичку тела и навсегда исчезнет из жизни. Он с нетерпением ждал этого момента.

Он хорошо помнил свой первый день в школе. Двоих испуганных, робеющих мальчиков — азербайджанца и армянина посадили вместе, за одну парту. Это было в начале восьмидесятых, когда азербайджанец и армянин могли быть одноклассниками, сидеть за одной партой, и в этом не было ничего особенного. Никто не знал тогда, что через несколько лет они станут представителями враждующих народов. Артушу и Зауру хватило всего недели, чтобы их знакомство переросло в крепкую дружбу. Интересы детей не были оригинальны — они собирали крышечки от бутылок, играли ими в различные игры, а тому, у кого было самое большое количество крышечек, завидовал весь класс. Позже, уже в третьем классе, они увлеклись филателией.

Заур бросил сигаретный окурок, затушил его ногой и поднялся с места. Он вернулся к двери, прошел мимо лестницы и приблизился со спины к сторожихе.

— Спасибо, бабушка, да воздастся вам за доброту.

Женщина, проделав спицей очередную петлю, подняла голову.

— Раз ты перед отъездом на чужбину, заглянул в родную школу, значит достойный ты человек. Эх, если бы все молодые были такими же…

— Откровенно говоря, я пришел вспомнить не школу, а свою первую любовь. Наверно вы понимаете…

Женщина улыбнулась:

— Ах ты, хитрец, — затем покачав головой, — Вы что расстались? И где теперь эта девочка?

Заур посмотрел в окно, на вереницу машин, катившиеся вниз по улице Буньята Сардарова, и ответил:

— Нас война разделила.

Старуха, до которой не совсем дошел смысл сказанного, переспросила:

— Как это?

Он понял, что сказал лишнее:

— … Ее отец был военным, погиб в Карабахе, — попытался выкрутиться он, — девушка с матерью переехали жить к родственникам в Казахстан.

Заур только с недавних пор обнаружил у себя способность врать напропалую и не краснеть. Это начинало ему нравиться.

Сказав тихо «вай-вай-вай», женщина еще раз покачала головой:

— Аллах рехмет елесин[26]. Что поделаешь, сынок, все мы под небом ходим. Да сохранит Аллах молодых от гибели, чтобы кровь не текла, люди не гибли. Ох, бедный этот народ сынок, столько мучений на нашу голову.

Произнеся эти слова, женщина с трудом поднялась на ноги и, шаркая пошла к двери.

Заур медленно поплелся за ней, на ходу в последний раз рассматривая школьные стены и висевшие на них плакаты и лозунги. Теперь на месте призыва Ленина «Учиться, учиться, и еще раз учиться!», висел афоризм директора школы Ирады Дестерханлы «Образование — наше приоритетное направление».

Попрощавшись с женщиной, он вышел на улицу. Почему-то внутри все горело от злобы и ненависти. Визит в школу не принес желаемого облегчения, только еще больше разбередил душу. Он спускался вниз по улице. Люди, поднимающиеся навстречу небрежными, развалистыми шагами, казалось исчезали, испарялись на глазах. «Как будто они хотят убежать, спрятаться поскорее друг от друга. Где же Баку моего детства?» — думал Заур. «Где мороженое „Пломбир“? Почему люди больше не смеются? Почему улицы стали темными и грязными? Почему все уничтожают, сравнивают с землей?». Побывав в своей старой школе, он понял, что нет ничего лучше вечного детства, ребенка, который никогда не будет взрослым. Он понял, что они с Артушем лишили друг друга этого детства и повзрослели раньше остальных своих сверстников.

* * *

Родителей дома не было. Сей факт чуть поднял настроение Заура, для которого даже недолгое одиночество было сейчас подарком. Впереди его еще ждало, если вариант с Борисом, конечно, выгорит, довольно хлопотное дело — получение родительского разрешения на поездку в Ереван, а в случае неудачи — самовольный отъезд. Разговор о Ереване наверняка не обойдется без нескольких обмороков матери и повышения сахара в отцовской крови. Но все это не важно, сбить Заура с пути теперь было не возможно.

Заур зашел в свою комнату, переоделся. Подошел к старому комоду, на котором были расставлены в ряд шесть рамок с фотографиями. На одной — он с Артушем на школьном дворе — их последний снимок. Заур погладил изображение. «Как эти рамки ограничивают нас… и тебя, и меня… Мы не должны томиться в них как в тюрьме, терпеть и подчиняться системе». Он положил рамку обратно на комод и впервые за день, улыбнулся. «Меня не остановит ни одна война, ни один конфликт. Не буду больше искать утешений в картинках. Мы встретимся. Обязательно встретимся!». Вернулась надежда на счастливое будущее, он снова успокоился, поверил в себя.