Артем Гармаш - [61]

— Очень! — Мирослава даже слегка улыбнулась, вероятно, в первый раз за весь вечер, вспомнив строчки из письма о племяннике. — Правда, мама чуть не испортила все дело.

— Чем?

— Написала в письме, что это коньки не простые, а чуть ли не семейная реликвия.

— Вот как!

— Она написала, что на этих коньках еще совсем маленькой девочкой каталась не кто-нибудь, а его родная, единственная, любимая тетка Мирослава. Он сразу так и остыл: «Значит, они девчоночные! Не хочу. Хочу только мальчиковые».

— Ах, карапуз! Даже родную тетку презрел ради сохранения своего мужского достоинства. Значит, сурьезный будет мужик.

— Насилу доказали ему, что между «девчоночными» и «мальчиковыми» коньками нет никакой разницы.

— Как живой стоит перед глазами. Крутолобый!

Минутку оба молчали. Слышно было, как в столовой мать тихонько, словно украдкой, сморкалась в платок.

— Кажется, — тихо сказал после паузы отец, — наша мать принимает какое-то очень важное решение.

— Почему ты думаешь?

— Плачет. — И позвал: — Марина Константиновна! Мама! Что ты сидишь там одна? Иди-ка сюда к нам.

Но Марина Константиновна не сразу пришла в спальню. Сначала напомнила дочери про ужин. А когда Мирослава отказалась, стала убирать со стола — скрипела дверкой буфета. И только управившись с этим, а главное — дав просохнуть глазам, зашла в спальню. В руке у нее было письмо.

— Подсаживайся к нам, — сказал отец.

Мирослава уступила ей место на стуле у изголовья, а сама пересела к отцу на кровать.

— Ну, докторша, как наш больной? — опустившись на стул, спросила мать.

— Плохо, — ответил Наум Харитонович и подмигнул дочери. — Месяц, а то и два еще проваляюсь. Так что… хоть ты и навострила уже лыжи, придется…

— Да ты и вправду, отец, на аршин под землей видишь, — улыбнулась Марина Константиновна.

— А ты что, мама, в самом деле надумала ехать?

— Ну, а как же не поехать, Славонька? Такое событие!

— И не думай. Наши сегодня вернулись из Харькова, рассказывают, что насилу пробились. Столько народу едет.

— И это из Харькова сюда, а на Харьков еще больше. Просто валом валит народ, — добавил отец.

— Ты и это видишь с постели?

— Да газеты же читаю. Солдаты из окопов, несмотря на то что зима, на крышах, на буферах пробираются. Куда ж тебе в этот поток!

— И потом сыпняк, ты не забывай этого, мама.

— А вот это действительно страшно. Не дай бог привезти им в дом. Ну, да что-нибудь придумаю. — И не успела закончить фразу, как ее уже осенила счастливая мысль: — Да чего лучше! Пойду к куму Антону Максимовичу. Что он, не возьмет меня с собой на паровоз? Доеду как-нибудь. Меня сейчас другое беспокоит, — она даже вздохнула, — как я покину тебя, вот такого, Наум Харитонович?

Но, как видно, и это уже было ею обдумано. Сказала вдруг:

— Придется просить сестру Варю. Пускай переберется на это время к нам.

В комнате наступило молчание. Нарушил его отец.

— Ну что ж, Варя так Варя. Только вот что, Марина. Очень прошу, пускай хоть на этот раз душещипательные романсы свои она оставит дома. Неделю-две еще так-сяк. А больше не вытерплю.

— А я больше, чем на две недели, и не собираюсь, — сказала весело Марина Константиновна, очень довольная, что так легко (хотя, правду говоря, она и не ожидала большого сопротивления) удалось ей добиться согласия мужа на ее отъезд.

Но ведь была еще и Мирослава. А в семейных делах от нее тоже очень многое зависело. Как видно, она недовольна. Сидит нахмуренная, будто даже пригорюнилась. И мать встревожилась, как бы не нарушились ее планы. Откуда ей было знать, что в эту минуту девушка, тревожно прислушиваясь к шуму метели за окном, не только не думала о ее поездке, но даже забыла, где она сейчас находится?..

— Ты, Славонька, недовольна? Конечно, дорога нелегкая. Но поверь мне, доченька, что это не так уж страшно.

— Мамочка! Я очень устала и не хочу говорить об этом. Папа правильно сказал: утро вечера мудренее.

— Папа? Он не это сказал, — удивленно возразила мать. — Он уже дал свое согласие.

— А, ты о поездке…

— А ты о чем? — насторожилась мать.

— Но я же сказала свое мнение: очень трудно добираться до Харькова.

— Ну, а как же не ехать? Выйдет она из больницы с маленьким. А тут еще и Сашко. Гриша целыми днями, а то и ночами дома не бывает.

— А Прися?

— Прися? Насмотрелась я на Присю за те две недели. У нее только кавалеры в голове. Благо полон Харьков солдат.

— А какая девушка не думает о замужестве? — отозвался Наум Харитонович. — Это ей ставить в укор нельзя.

— Никто и не ставит. Выходи себе замуж, пожалуйста. Христина ей уже и приданое приготовила. Она ж сирота. Но пока, до замужества, пока ты няня… Разве не было в позапрошлом году — долюбезничалась до того, что потеряла Сашка? Ночь уже на дворе, а его нет. Христина чуть с ума не сошла. Весь город обегала. И только под утро нашла, уже на Журавлевке, в полицейском участке.

— Подумаешь, какая беда! Как будто Супрунам это в диковинку — полицейские участки. Да еще прапрадед Сашка…

— А теперь, при маленьком, — перебила его мать, чтобы сразу выложить свои аргументы, — и совсем Сашко беспризорником станет. Да еще коньки эти…

— А что коньки? — спросил отец.

— Разве он будет во дворе кататься на них? На улице. А Харьков не Славгород. Да и улица ихняя — содом и гоморра: трамваи, автомобили, лихачи…