Артем Гармаш - [46]

Поэтому мы, Совет Народных Комиссаров, признаем народную Украинскую республику, ее право совершенно отделиться от России или вступить в договор с Российской республикой о федеративных и тому подобных взаимоотношениях между ними.

Все, что касается национальных прав и национальной независимости украинского народа, признается нами, Советом Народных Комиссаров, тотчас же, без ограничений и безусловно…»

Зал очень внимательно и напряженно слушал. Разве что сдержанно, в кулак, прокашляется кто. И только когда в документе зашла речь об изменнической политике Центральной рады, шумок пробежал по залу и кто-то крикнул:

— Продажные шкуры!

— Позор!

— «…Становясь на этот путь неслыханной измены революции, — продолжал читать Кузнецов, — на путь поддержки злейших врагов как национальной независимости народов России, так и Советской власти, врагов трудящейся и эксплуатируемой массы — кадетов и калединцев, Рада вынудила бы нас объявить, без всяких колебаний, войну ей, даже если бы она была уже вполне формально признанным и бесспорным органом высшей государственной власти независимой буржуазной республики украинской.

В настоящее же время, ввиду всех вышеизложенных обстоятельств, Совет Народных Комиссаров ставит Раде, перед лицом народов Украинской и Российской республик, следующие вопросы:

Первое. Обязуется ли Рада отказаться от попыток дезорганизации общего фронта…»

И Кузнецов умолк вдруг на полуслове.

А зал тихонько ахнул, как это бывает, когда в ярко освещенном помещении вдруг неожиданно гаснет свет.

— Что за черт?.. В чем дело? — послышались голоса в абсолютной темноте.

Затем то тут, то там, во всех концах зала, вспыхнули и заколыхались язычки спичек и зажигалок. Кузнецов тоже вынул из кармана коробок и, зажигая спичку одну за другой, продолжал чтение:

— «Второе. Обязуется ли Рада не пропускать впредь без согласия верховного главнокомандующего никаких воинских частей, направляющихся на Дон, на Урал или в другие места?

Третье. Обязуется ли Рада оказывать содействие революционным войскам в деле их борьбы с контрреволюционным кадетско-калединским восстанием?..»

В этот момент к столу президиума вернулся Кузин.

— Простите, — сказал Гудзий, обращаясь к Кузнецову, — прерву вас на минутку. — И затем Кузину: — Не знаете, в чем дело?

— Только что звонил на электростанцию. Авария!

— Ну вот и все. Придется закрыть заседание.

— Мне, чтобы закончить, нужно ровно полминуты.

Кузнецов чиркнул по коробку последней спичкой, головка спички сломалась. Тогда из переднего ряда поднялся пожилой рабочий, подошел к трибуне и подал Кузнецову зажигалку. Кузнецов продолжал:

— «Четвертое. Обязуется ли Рада прекратить все свои попытки разоружения советских полков и рабочей Красной гвардии на Украине и возвратить немедленно оружие тем, у кого оно было отнято?

В случае неполучения удовлетворительного ответа на эти вопросы в течение сорока восьми часов Совет Народных Комиссаров будет считать Раду в состоянии открытой войны против Советской власти в России и на Украине».

— На этом мы и закончим! — объявил Гудзий. — Нечего нам уподобляться первобытным христианам в катакомбах. Продолжим завтра. В потемках мы не можем принимать никаких решений. Как мы будем голосовать, как голоса подсчитывать? От имени фракций украинских эсеров и эсдеков…

Возмущенный гул голосов в зале не дал ему договорить. Послышались крики:

— Провокация!

— Завтра зал будет занят!

— Это не важно. Найдем другое помещение. Голосовать не буду — темно. Заседание объявляю закрытым! — выкрикнул Гудзий.

— Вот сволочи! — уже на улице сказал Бондаренко Кузнецову. — Сорвали-таки.

— А ты разве не ожидал этого?

— Ожидать-то ожидал, но, признаться, не думал… Ведь какая наглость! Так открыто — пошушукались, этот Кузин вышел из зала и позвонил на электростанцию кому-то из своих: «Устройте аварию».

— Очень похоже на то. Это не столько наглость… — сказал Кузнецов и, помолчав, добавил: — Утопающий ведь всегда так: когда пускает пузыри, не очень озабочен тем, какой у него вид, не растрепана ли прическа.

— До пузырей у них, Вася, дело еще не дошло. Барахтаются пока.

— Ничего. Дойдет дело и до пузырей. Такова диалектика жизни.

XV

Но и в тиши редакторского кабинета Грицьку не сразу удалось заговорить с Павлом об Орисе. Диденко уже ждали здесь телеграммы, гранки — все неотложная работа. Усадив Грицька на диван и сунув ему в руки какую-то брошюрку, он тотчас же стал что-то писать.

— Иван Петрович! — позвал он, не отрываясь от работы.

В приоткрытую дверь просунул голову прилизанный человек, похожий на крысу.

— Пошли сюда Михайлу.

Он дописал письмо, вложил его в конверт, старательно заклеил и надписал адрес. В кабинет вошел неповоротливый парнишка.

— Вот, — подал Диденко ему письмо. — И чтоб одна нога тут, а другая там!

Парнишка молча взял письмо и вразвалку направился к дверям. Но на пороге остановился, прочитал адрес и удивленно сказал:

— Павло Макарович! Так Мокроус же на съезде. Еще не вернулся из Киева.

— Дурак! — раздраженно крикнул Диденко. — И лодырь! Тебе лень даже адрес толком прочитать.

— Ага! Это Ивге Семеновне! — вчитавшись в адрес, понял наконец парнишка. — И чтоб ответ дали?