Артем Гармаш - [201]

— С ума сойти! Да хоть за кого же? — едва не застонал Артем.

— За Тымиша Невкипелого.

Артем молчал от удивления, просто утратив дар речи. А Таня рассказывала дальше про Грицька. Про его дебош.

Приперся на свадьбу пьяный со своими дружками. И такое — прямо хоть невесту ему отдавай. Хорошо, что люди не выпустили из-за стола жениха. А то неизвестно, что было бы! Сами шафера без него справились: намяли бока Грицьку да и еще кое-кому из его компании. Правда, и сами поплатились: милиция вмешалась. Двоих шаферов даже в кутузку посадили. Вот такая-то свадьба была!

Потрясенный, Артем сидел молча. Потом, как после тяжелой работы, провел рукавом по вспотевшему лбу и с сердцем сказал:

— Ну, это ты мне, Таня, такое рассказала! Даже пот прошиб. Так, будто шестерик на самый верх элеватора втащил.

Девушка не знала, что и сказать, расстроенная тем, что так огорчила его. Тогда Артем обнял ее за плечи и сказал, чтобы успокоить ее, а вместе с нею и себя самого:

— Ну ничего, Таня. Не печалься! Я, слава богу, тертый уже. Знаю, что жизнь иногда и не такие штуки выкидывает. А это стерпеть можно. Как там, в поговорке той: «У чумака воз ломается — чумак ума набирается». Это касательно Грицька. А в отношении Ориси, откровенно сказать, лучшего мужа, чем Тымиш, для нее и не придумаешь. Говоришь, назло Грицьку? Чепуха! Наша Орися достаточно уравновешенная и разумная дивчина, чтобы так поступить. Не назло, а просто присмотрелась получше и выбрала из двоих более достойного. И молодец: не ошиблась в выборе.

— Так ведь она Грицька так любила!

— А разве я говорю, что ей легко было этот выбор сделать! Вот и слава богу, что трудный перевал остался у нее уж позади.

Артема, понятно, интересовало еще многое: и те же Орися с Тымишем, и то, как Христю в первый раз встретили Гармаши. Интересовало, какое впечатление произвела Христя и на них, особенно на Федора Ивановича и тетку Марусю. И не в последнюю очередь — как встретились они с Мирославой. Ведь не могло же быть, чтобы в течение нескольких месяцев, живя на одной улице и наверняка частенько бывая у Бондаренков, да не познакомились они. Но Артем понимал, что двумя словами об этом не спросишь, а тем более не расскажешь. Так уж лучше и не начинать.

Условившись с Таней о завтрашней встрече, если никуда не уйдет из города, Артем наконец отпустил девушку. Уж вечерело, и вот-вот должен был подойти Роман Безуглый. Но, прощаясь, он еще попросил Таню: не найдется ли у них чистого рядна?

— Укрываться? — для уверенности спросила Таня.

— Ага, — кивнул головой Артем, хотя на самом деле рядно нужно было совсем не для этого.

Девушка пообещала сейчас же прислать с Петриком.

— Нет, нет, — возразил Артем, — я пришлю кого-нибудь. Не нужно в это дело впутывать Петрика.

V

Не успела Таня дойти до причала, как с противоположной стороны, от купален, показались двое. Романа Артем узнал еще издали, а его спутника признал, уж только когда подошли к нему.

Конечно же Смирнов. Командир тяжелого артдивизиона, тот, который тогда, в декабре, по его просьбе добился от атамана гайдамацкого куреня Щупака освобождения из-под ареста Кузнецова. Его нетрудно было узнать, так как и сейчас он был в военной форме, конечно, не в шинели и барашковой шапке, как тогда, на вокзале, а в офицерском френче с погонами прапорщика. На носу те же очки в золотой оправе.

Оба рады были встрече, сердечно поздоровались, как давние знакомые. Хотя ни Смирнов, ни Артем не обмолвились и словом о той декабрьской встрече.

— Ну как, клюет? — кивнул головой Смирнов на удилище, воткнутое в песок.

— Да что-то не очень! — ответил Артем. — И вообще никогда не думал, что труднее всего на свете ничего не делать.

— Не рыболов, значит.

Смирнов сел на плоский камень, вынул портсигар и, предложив Артему папиросу, сам закурил. Роман, чтобы не мешать им, взял удочку — то ли впрямь такой завзятый рыболов, то ли от нечего делать — и вдруг разочарованно:

— О, крючка же нет!

— Да это еще вчера… щука! — смутившись за свой уж не слишком оригинальный способ рыболовства (не только без червяка, но даже без крючка), произнес Артем и добавил, стараясь несколько смягчить эту смехотворную ситуацию: — Ну что поделаешь, если другая удочка, с крючком, Матвейке для дела понадобилась. Загорелся хлопец во что бы то ни стало ухой нас угостить.

— Тогда я выкупаюсь, — нашел себе иное занятие Роман.

И спустя минуту стоял уже на берегу голышом — лицом к реке. Вдруг вытянулся и, закинув руки за голову, с чувством начал декламировать такие знакомые с самого детства, с сельской школы, строки:

— «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит воды свои…»

И свершилось чудо: Артем, у которого за эти более чем полдня от нестерпимой уже голубизны неба и воды словно бы пеленой затянуло глаза, почувствовал вдруг, как эта пелена спала, и перед ним открылся днепровский пейзаж во всей красоте летнего вечера. Вон вдалеке, по ту сторону, за густо-синими холмами Правобережья, садилось солнце. Запад пылал огнем, и на фоне этого багряного зарева особенно четко вырисовывались высокие осокори на обрыве, будто сказочные богатыри в черных киреях подошли к воде и остановились, залюбовавшись тихим Днепром и удивительным творением рук человеческих — городом над рекой. Покой и тишина царили вокруг. И только с острова, из ресторана «Фантазия», неслись приглушенные расстоянием, до боли знакомые мелодии — грустные и веселые вперемежку: духовой оркестр исполнял «Украинское попурри». Голосистый тенор — корнет, не успев даже передохнуть после бойкой и веселой песни «Дощик», завел уже протяжную, печальную, едва не выговаривая словами: «Сонце низенько — вечір близенько…» И Артем уже не мог побороть себя, склонил голову, и тотчас в его воображении возникло родное село — Ветровая Балка.