Артем Гармаш - [17]

Павло Диденко недовольно взглянул на вешалку, где висела серая шинель с погонами поручика. Пожал плечами: кто б это мог быть? Умышленно не торопился — знал: из кабинета слышно все, что делается в передней, — скинул пальто, шапку. Потом перед зеркалом поправил тонкий пробор и, придав лицу в меру озабоченное выражение, взялся уже за дверную ручку, как вдруг в кабинете мужской хрипловатый голос что-то неразборчиво спросил, а тетка Диденко, Дорошенчиха, ему ответила:

— Раньше и слушать не захотела бы. А теперь… Сбили мужики спесь и Галаганам. Землю делят, до имения добираются.

«Вот оно что! — нахмурился Павло. — Перед кем это она язык распустила?»

— Так, может, еще в этом году шампанское будем пить? — послышался снова мужской голос.

— Вряд ли. Не с характером Павла. До чего нерешительный! Другой на его месте ястребом упал бы. А он — как заяц к капусте подкрадывается.

И оба засмеялись.

«Ну, это черт знает что такое!» — вспыхнул Павло и уже собрался было рвануть дверь, но передумал, отошел на носках от двери, постоял минутку и, лишь успокоившись немного, вошел в кабинет.

Но едва только перешагнув порог, взглянул на гостя, сидевшего на диване рядом с теткой, остановился как вкопанный.

— Корнюша! Друже дорогой! — и порывисто подошел к нему, раскрыв руки для объятий.

Корней Чумак, весело улыбаясь, поднялся с дивана и тоже сделал шаг навстречу приятелю. Обнялись, поцеловались.

— Да тебя и узнать нельзя! — радостно и удивленно уставился Диденко на товарища. Он еще не видел его в военной форме, так как тот в пятнадцатом году, после окончания школы прапорщиков, сразу же был отправлен на фронт. Переписывались всю войну. И только после Февральской революции потеряли из виду друг друга. — Ну, откуда же ты взялся?

— А я еще с ночи в Славгороде. С куренем.

— С полуботьковцами?

— Конечно. Можно сказать — вызволять тебя пришел. Что, чистая работа?

— Орлы! — засмеялся Диденко и снова обнял друга.

Чтоб не мешать им, Дорошенчиха вышла из комнаты. А они, расположившись на диване, закурили и жадно накинулись друг на друга с расспросами.

От хозяйки Чумак уже кое-что узнал о Диденко. Оказывается, с самого лета, как приехал из Киева на каникулы, так и живет здесь, в Славгороде. Работает редактором газеты. Об университете оставил всякую мысль. Дядя его, Савва Петрович Дорошенко, звал-звал в Киев, но уже и звать перестал.

Присматриваясь сейчас к Павлу, Чумак невольно вспомнил, как прошлой зимой в последнем своем письме на фронт, еще из Киева, Павло писал ему об Орисе Гармаш восторженно, чуть ли не в стихах. Иного для нее имени не находил, как «украинская Джоконда». И вот на тебе! Теперь Людмила Галаган. Вот чертов бабник! Коротко ответив на вопросы Павла, Чумак, не подавая виду, что он что-либо знает, поинтересовался, как же Павлу живется здесь, в Славгороде.

— Правду говоря, никак не думал тебя тут застать. В этой уездной дыре. Что случилось? Я думал, что ты в высоких политиках ходишь, и обязательно в Киеве.

— Ну, не всем же быть в Киеве, — пожал плечами Павло. — Нужно ведь кому-нибудь и здесь, чтобы, засучив рукава…

— Ох, работяга! — прищурил глаз Чумак. — И кого ты морочишь? Разве я не знаю? К женской юбке прилип. Так и говори. Позор!

— Позор? Ну, знаешь… — засмеялся Павло. — Ты даже щедринского градоправителя переплюнул: тот упразднил науки, а ты хочешь самую основу жизни — любовь!

— Не то теперь время, чтоб на всякие эти антимонии месяцы тратить. Сотни лет ждала этого часа Украина.

Павло обиделся:

— Что ты меня агитируешь? Сам на этом деле собаку съел. Да и не такой уж я бездельник, как тебе кажется. Газету возьми — в каждом номере если не передовица, то подвал. А вот, — кивнул головой в сторону письменного стола, — сборник лирики издаю. И почти ежедневно митинги, заседания, собрания!

— Да ты не обижайся, — смягчился Чумак. — О твоей же пользе пекусь. По дружбе. Честное слово, Павло, обидно за тебя… И сказать бы, руки не было! Или, может, дядя отказался от тебя?

Диденко молча вынул из бокового кармана письмо и, отметив в нем нужное место, протянул Чумаку.

— Читай. Только что получил.

Чумак начал читать с середины, с того абзаца, на который указал Павло. Шла речь о последней встрече Винниченко с представителем французской миссии генералом Табуи. Генерал заверил, что французское правительство полностью одобряет политику Центральной рады, и сообщил о намечающемся в ближайшее время официальном признании УНР. Чумак удивленно взглянул на Павла.

— На сепаратный мир, выходит, не пойдем?

— Выходит, что так. Да ты читай дальше.

А дальше упоминалось о Павле. Сообщая о том, что Генеральный секретариат межнациональных дел сейчас предположительно намечает состав дипломатического корпуса, Савва Петрович предупреждал своего племянника, что он и его надумал устроить («Вот, Павлуша, и пригодился французский язык!»). Говорил уже кое с кем. Дело, пожалуй, почти решено. Нужно быть наготове. Чтоб по первой же телеграмме немедленно выехать в Киев.

— Н-да… — раздумчиво произнес Чумак. — От такого дядюшки и я б не отказался. Ну, что ж ты думаешь?

— Голова пухнет! Целый день хожу как неприкаянный. Конечно, еду. Но никак не раньше, чем тут развяжу себе руки.