Ароматы - [23]

Арман слушал ее, крепко сжав губы. «Ты решила, что она с тобой одного поля ягода», — язвительно подумал он.

Мать сказала, что отец болен, и они должны навестить его.

— Отец отрекся от меня, — напомнил Арман. — Он не захочет меня увидеть.

Но через несколько дней мать прислала записку: отец очень болен, сердечная слабость, с постели больше не встает. «Пойдем, — решил Арман. — Может быть, это последний случай повидаться с ним».

Анна надела скромное жемчужно-голубое платье и уложила свои пышные волосы в узел. — Я не выгляжу как школьная учительница? — спросила она Армана.

— Как учительница, которую видит во сне каждый школьник, — ответил он. — Ну, идем.

Морис был так слаб, что не мог сидеть в постели. Его лицо было белее подушки, волосы — тусклыми и серыми с проседью.

— А, это ты, — сказал он сыну. — Кого ты привел?

— Это Анна, папа.

— Похожа на немку. Убери ее отсюда.

— Я уйду вместе с ней.

— Ну и уходи, — задыхаясь, прошептал отец. — Оставь меня, кто тебя звал! С меня давно уже довольно…

Они покинули дом, но вечером возвратились. Морис умер. Мадам Жолонэй была в истерике, на Армана легли все хлопоты, связанные с похоронами.

В середине декабря Анна обнаружила, что беременна. Арман ликовал. «Теперь мы поженимся», — твердил он. Она сообщила ему об этом в постели. Он покрыл поцелуями ее глаза, ресницы, лоб под белокурыми волосами от одного виска до другого. Анна, изнемогая от любви, почувствовала, что она не сможет решиться на аборт. Не сможет исторгнуть, умертвить дитя их любви. И если за это надо заплатить своей свободой — что ж, она заплатит. Они вступили в брак накануне Рождества. Скромная свадьба — только гражданская церемония, несколько друзей. Потом они обедали у Лаперусса. Анна была так ослепительна в кремовом шелковом костюме и маленькой шляпке с вуалью, что официанты, забыв о заказах, толпились около их столика, а Арман не мог отвести глаз от молодой жены.

— Самая прекрасная женщина на свете, — воскликнул он. — Она моя, и я счастливейший из людей…

— За здоровье Армана! — хором отозвались друзья. — За здоровье Анны!

«И за здоровье бэби тоже», — подумала она со счастливой улыбкой. Глядя в обожающие глаза Армана, она чувствовала, что их любовь победила войну. Но война победила их.

В середине января 1943 года у Анны случился выкидыш. Ночью она почувствовала схватки и долго боролась, стараясь удержать плод. Боль стала невыносимой, и она разбудила мужа. На простыне уже появились пятна и сгустки крови. Арман побежал в больницу. Врач сказал, что за последний год выкидыши у женщин нередки. Влияют стрессы войны и плохое питание. Он уверил их, что Анна совершенно здорова и сможет иметь детей в будущем.

Но Арман был встревожен. Анна восстановила свое здоровье и красоту, но стала грустной. Она пыталась рассеять его беспокойство: — Я вовсе не принимаю этого близко к сердцу. Это ведь еще не ребенок, просто комочек живых клеток. О чем же тут горевать?

Но он знал, что она ощущает потерю. И он тоже — не потерю ребенка, а потерю жизнерадостности Анны. С конца 1942 года, когда она переехала к нему в Париж, ее живой нрав как-то потускнел, и очень редко ее взгляд, устремленный на Армана, сиял прежней ликующей радостью. Ее весна отшумела, и Арман винил в этом себя. Он сорвал дикую розу, без которой не мог жить, и она поблекла.

Анна видела тревогу Армана и старалась отвлечь его. Она приглашала гостей, выезжала с Арманом в оперу и драматический театр, отправляла Жоржа из дома на воскресенье, и они наслаждались, непринужденно разгуливая весь день по пустой квартире в пижамах, завтракая и обедая в постели. Не сказав Арману, Анна в сентябре перестала принимать контрацептивы и в марте 1944 года снова забеременела. Она переждала тот срок, когда потеряла первого ребенка, и только тогда сказала Арману, что будет рожать в октябре.

Он был в восторге и заявил, что будет сидеть дома и заботиться об Анне.

— Чепуха. Я бы себя чувствовала нелепо. И что тогда будет с твоим делом? Дети рождаются постоянно, но никто из-за этого не закрывает магазинов.

— Мерсье заменит меня на фабрике, а в магазин-салон я найму кого-нибудь…

— И потеряешь покупательниц. Они ходят ради твоих прекрасных глаз, мой зайчик, а не ради твоих прекрасных духов. Но мы заговорились. Тебе сегодня надо быть на фабрике, и ты уже опоздал.

Он взял с подноса чашку и выпил глоток холодного кофе.

— Мы назовем его Клод. Это имя моего прадедушки.

— Кого?

— Его. — Арман погладил плоский живот Анны.

— А если это девочка?

— Невозможно! — Он подумал и сказал вопросительно: — Клодина?

— Твои идеи ужасны. Иди же на работу.

Арман, как всегда, ехал на фабрику в метро, улыбаясь своим мыслям.

На фабрике был очередной прорыв. Хронический кризис производства был неминуем. Несмотря на то что немцы всегда предоставляли фирме «Жолонэй» приоритет, фабрика постоянно простаивала из-за дефицита сырья. Сегодня недоставало бергамота — сырья для фруктовой ноты в составе духов «Грация», воплотивших, по мысли Армана, лето ожидания им Анны, воспоминание о Грасе, об ароматах маленького сада, где они обедали, о начале их любви. Арману казалось, что в духах «Грация» он уловил лишь слабый отзвук ароматов лета своей любви, но пробная партия имела успех на выставке-продаже, и фабрика получила заказы.