Аромат счастья сильнее в дождь - [37]

И она снова принялась плакать.

На обратном пути ты всю дорогу излагал мне аргументы, почему не следовало заводить ребенка. Он будет пачкать диван, прощай тогда долгое валяние в постели по выходным, к тому же он мог унаследовать нос моей матери, вообще нельзя заводить детей в этом прогнившем насквозь мире, к тому же придется переезжать в бо́льшую квартиру…

Я ничего не отвечала, прекрасно понимая, что тебе было легче сражаться с самим собой, чем услышать мой отказ.

Когда ты уже собрался идти спать, я позвала тебя в ванную. Кивнув в сторону мусорной корзины, я заставила тебя туда заглянуть. Ты повиновался, а потом посмотрел на меня с улыбкой, напоминавшей вопросительный знак.

— Это что, твои таблетки?

— Да.

— Ты решила их выбросить?

— Как видишь.

— В чем причина?

— А ты что, разве не хочешь?..

Ты открыл было рот для ответа, но потом понял, на что я намекала. И так сильно сжал меня в объятиях, как никогда раньше. Я еще не знала, смогу ли я когда-нибудь вытащить из моего живота этого ребенка, но приняла решение: он у нас будет!

· Глава 35 ·

Сегодня утром, когда мой брат объявил, что у него родилась отличная идея, я подумала, а не влезть ли мне поскорее в мусорный бачок. В последний раз блестящая идея его осенила во время моего девичника, когда я оказалась в своем роскошном наряде на мосту со связанными эластичным бинтом щиколотками. Прыгая вниз и успев выкрикнуть слово, начинавшееся на «му» и заканчивающееся на «дак», я дала себе обещание никогда больше не доверять его «идеям».

Тем не менее, когда на этот раз он предложил всем нам совершить небольшое путешествие в наше прошлое, я согласилась. Когда мы были маленькими, родители часто возили нас в устричный бар на мысе Ферре[48].

В моей памяти сохранилось множество ярких картинок, как родители наслаждались устрицами и белым вином, пока мы играли у кромки воды, любуясь живописным закатом. Эти моменты, безусловно, включены в число лучших моих воспоминаний о детстве. Вот почему я не стала на этот раз сопротивляться предложению Ромена. Эмма и родители согласились без звука, обе бабушки и Жером предложили присмотреть за детьми. Все сходилось к тому, что поездка пройдет замечательно.

Устричная оказалась намного меньше той, что я помнила. Да и вода оказалась не той несравненной голубизны. Устрицы же, напротив, обладали просто восхитительным вкусом. Ребенком меня было невозможно заставить их есть, я ненавидела их примерно так же, как корнишоны и козий сыр. Теперь я все это обожаю.

Мы сели за деревянный столик под тенью зонта. И сколько я ни напрягала память, мне так и не удалось вспомнить, когда мы еще вот так собирались все вместе, впятером. Как раньше.

— За нас! — провозгласил отец, поднимая бокал с водой.

— За нас! — ответили мы хором.

В детстве я ни за что на свете не хотела разлучаться с семьей. Поход в школу всегда сопровождался горючими слезами, я периодически заболевала, если родители собирались куда-то отправиться без нас, детей, и устроила такую истерику, когда меня решили отправить в летний лагерь, что руководство лагеря не захотело меня принять. Я хорошо себя чувствовала, только если рядом были мама, папа, сестра и брат. Будущее я представляла себе абсолютно четко: никогда не выйду замуж, Эмма и Ромен тоже останутся одинокими, и мы будем жить впятером до конца дней.

— Жером, купив этот дом, сделал всем нам прекрасный подарок, — заметил отец.

Сестра заворковала:

— Он уже давно пытался его приобрести, но дом все никак не продавался. И все-таки ему удалось уговорить прежних владельцев. Он знал, что это так важно для всех нас… Ведь он такой щедрый, мой Жером!

— Это правда, — ответила мама, — но слишком уж он много работает. Все время проводит либо с телефоном, либо в офисе. Он почти совершенно не пользуется бассейном, а жаль!

— Все для нас старается, чтобы мы жили в комфорте, — встала на его защиту сестра.

— И тебя это не раздражает? Он постоянно в разъездах, вы вместе-то хоть иногда бываете?

Эмма ворковать перестала. Если я научилась дистанцироваться — по крайней мере, в физическом смысле — от соображений мамы, то Эмма до сих пор принимала их близко к сердцу.

— Мы с Жеромом очень счастливы, прекрасно ладим и очень друг друга любим. У нас замечательные талантливые дети, на что мне жаловаться?

— Ты абсолютно права, — вмешался отец. — Только это и имеет значение. Ну а ты, Полина, рада, что тебе довелось пожить в домике детской мечты?

— Дом отличный, погода лучше и желать нельзя, мы хорошо питаемся, но есть кое-что, что все портит.

Все четверо воззрились на меня с недоумением.

— Ночью Ромен становится экскаватором-погрузчиком.

В их глазах облегчение. Брат легонько ударил меня по голени.

Мы просидели за столом еще часа три, наслаждаясь устрицами и приятной обстановкой. Я чувствовала внутреннее спокойствие и даже прилив сил, словно маленькая девочка, прыгнувшая в настоящее.

Мама налила себе вина.

— В бутылке еще осталось, кто-нибудь хочет? Полина?

— Мама, я уже тридцать пять лет не пью спиртного.

— Ах да, я забыла, какая ты вредная.

Она посмотрела на брата как ни в чем не бывало, даже не задумавшись о том, что ее замечание болезненно отзовется во мне и все испортит.