Армия жизни - [19]

Мотобог скрывался от жары в зарослях возле огородов. В руке у мотобога были зажаты шесть карт, а рядом на траве лежали другие — мото-, радио- и магнитофонобоги.

По улице шли гуси, и стоял великий зной, от которого желтели в полях так и не поднявшиеся колосья. Улица была в кочках и выбоинах, и виднелись редкие клочья асфальта. Как заплаты на протекторе мотоцикла.

— Ну, давай, ходи, — сказали мотобогу. Он поднял карту, и в эту самую минуту появился Володя Шестаков из уголовного розыска и я.

— Здравствуй, Игорь, — сказал Володя, и червонный валет повис в воздухе, как парашютист в затяжном прыжке. — Пойдем-ка с нами…

Минут пятнадцать назад сержант Иванов из районного ГАИ рассказывал нам про «очень веселый», как он сказал, вчерашний случай: «Парень, значит, меня заметил — и на разворот. Я за ним, кричу: „Стой!" Увеличиваю скорость — он тоже. Объезжаю его — он в сторону. Я из „Жигулей" кричу: „Остановись!" — не слушает. Ну наконец обгоняю — и легонько жезлом по плечу. Остановился и на меня чуть ли не с кулаками. Ему же нельзя близко к мотоциклу подходить, а не то что гонки с ГАИ устраивать. Мотоцикл отобрал, сейчас он у нас во дворе стоит. Уже бабка его приходила…»

Вот и дом: палисадник, сад в глубине, на крыльце — бабушка. Взгляд у нее тревожный.

Сарай — летний дом Игоря, его неприкосновенная резиденция. Полумрак, маленькое окошко, кровать, два старых стула. На полу — гиря и гантели. На стенах — цветные фотографии: парни в шлемах, руки сжимают рули «Яв» и «Харлеев».

— Каждое утро? — киваю я на гири.

— Ага, — отвечает Игорь, — каждое утро. 25 раз — пудовую.

Чем он занимается целыми днями? Речка, сидение с приятелями в кустах, гантели и гири, боксерские перчатки (секция самодеятельная, и не секция даже — так, обмен ударами), вечером гуляет с девчонкой. Вот круг его занятий. Можно было расспрашивать его дальше и смотреть на его жизнь пристальней — большего вы не найдете. Большим был мотоцикл. Его отобрали в первый же день, как он принялся его обкатывать…

А потом было утро. Суббота. Я шел по пыльной улице и искал еще один дом в этом городе.

Об этом человеке я услышал в поезде, когда ехал в этот город. «Есть там такой Толяныч — он всех заводит». Потом в милиции: «Есть у нас такая знаменитость…» Потом от ребят на улице: «Толяныч — это человек».

Я шел к Толянычу, авторитетному парню среди тех, кто умеет и любит драться, чтобы задать ему вопрос, хотя, конечно, одним вопросом не обошлось.

— Толя, я из Москвы.

— А… — сказал он и протянул руку. — Привет.

Рука была исписана синими узорами.

— Был? — спросил я.

— Да, — ответил Толяныч. — По 206-й. За хулиганство.

— Толя, — сказал я ему. — Так больше продолжаться не может.

— Понимаю, — важно кивнул Толяныч, будто мы с ним сидим за круглым столом чрезвычайно важного международного совещания. — Самому долбанули по голове, — и он легонько прикоснулся ко лбу, где еще оставались следы той недавней крупной драки.

— Толя, скажи, пожалуйста, почему именно так ведут себя твои знакомые ребята?

— Тоска зеленая. Летом еще ничего — речка и так далее, а зимой напьешься и потом ничего не помнишь — с кем дерешься, из-за чего…

— Толя, скажи, пожалуйста, что нужно сделать в городе, чтобы жизнь была интереснее, чем сейчас, и спокойнее?

— Подумаю…

Он будет думать минуты три. За это время я объясню, что этот вопрос я уже задал множество раз ребятам городка. Они отвечали: «открыть молодежное кафе», «создать клуб радиолюбителей», «построить стадион», «создать клуб самбистов», «осветить танцплощадку», чтобы меньше дрались, «открыть картинную галерею», «сделать клуб филателистов», «открыть пункт проката мотоциклов», то есть предлагали сделать то, что в этом конкретном городке еще не создали, не успели или позабыли создать. Мотобог Игорь сказал, что надо обязательно создать клуб юных авто- и мотолюбителей и секцию мотобола. Я понимал ребят, хотя, конечно же, не одни секции, клубы и кружки могут сделать жизнь насыщенной, интересной и одухотворенной. Здесь такой круг проблем, что убери хоть одно звено из этого круга, и даже самая сногсшибательная секция окажется бессильной помешать какому-нибудь мальчишке безжалостно растрачивать время.

Толяныч потянулся и сказал:

— Я бы понаделал на каждом шагу пивных точек. Нет, серьезно. Что, лучше что ли водку пить?

И усмехнулся.

Вот какой был для меня второй дом в городке. Третий дом был, так сказать, мифическим, потому что домом он стал для Лени совсем недавно.

— …Кактебя зовут?

— Леонид, — вытягивается мальчик.

— Леня, — говорю я ему. — Расскажи, пожалуйста, свою жизнь…

Вот что рассказал четырнадцатилетний Леня, ожидающий суда в камере предварительного заключения.

«Проводили мы время так: прогуливались каждый вечер по площадке. Пили вино. В секции я не записывался, хотел в бокс — не приняли из-за зрения. Записан в двух библиотеках — нравятся книги про войну. Вообще люблю смелых людей. Любил технику. Велосипеды с моторами „брали“ по ночам — замки ломали. Катались, ездили на них на рыбалку. „Брали" и мотоциклы — два раза. На „Вятке" ездил Васька. Жизнь была как в кино. Из нас никто ничего не боялся. Однажды взяли боксерские перчатки. Занимались. Мечтал стать гонщиком. Брат очень расстроился, когда все это случилось. Он в меня верил…»