Арминэ - [21]
— «Но тут вожатый, — громко начал читать Давид, стараясь произносить русские слова без армянского акцента, — заметив, что ребята разбрелись по лесу, забеспокоился. „Надо собрать их вместе, — подумал он, — а то неровен час, еще кто-нибудь может заблудиться в лесу“. „Ко мне, ребята, сюда! — крикнул вожатый. — Ко мне!..“». И…
Давид прервал чтение, он поднял голову: к нему со всех ног мчался Волчок. Пес, взметнув облако пыли, остановился перед ним с таким видом, словно ожидал следующей команды: уши торчком, в глазах напряженное внимание. С секунду Давид удивленно смотрел на собаку — и вдруг догадался. Решив проверить свою догадку, Давид отложил книгу, встал.
— Лежать, Волчок! — скомандовал он на русском языке. Волчок лег на землю.
— Встать!
Волчок послушно вскочил на ноги. Санасар стоял рядом и удивленно таращился на своего хозяина: он ничего не понимал, для его слуха, наверное, команды на русском языке звучали такой же тарабарщиной, какой звучали для Волчка команды на армянском.
— Сурен! Армен! Идите-ка сюда! — подбежал Давид к ограде, как только услышал из соседнего двора голоса вернувшихся братьев. Мальчики подошли близко к забору.
— Что ты орешь как резаный? Пожар, что ли? — спросил Армен.
— Волчок не Дмбо, не тупица! — захлебываясь словами, взволнованно сказал Давид. — Он просто-напросто не знает армянского языка!
Братья смотрели на Давида недоверчиво.
— Разве собаки знают языки? — спросил Сурен.
— Не верите? Сейчас увидите сами. — Давид стал подавать команды Волчку по-русски, и пес четко выполнил все команды.
Братья изумленно уставились на Давида.
— Вай, а откуда ж ты узнал, что Волчок понимает только русский?
— Случайно, — ответил Давид и тут же рассказал им, каким образом он обнаружил, что Волчок вовсе не тупица, а просто-напросто не знает армянского языка.
Урваканы
История, с которой все началось
День был жаркий, и Давид с Шагеном решили пойти на речку, что огибает поселок Саришен с западной стороны. Чуть повыше того места, где две женщины чистили щетками ковры, мальчишки нашли небольшую, но довольно глубокую заводь, скинули с себя одежду и в одних трусах бултыхнулись в прохладную воду. Они с наслаждением начали плескаться, обдавая друг друга потоками холодной воды.
— А ну, сейчас же вылезайте из воды! — вдруг крикнула им одна из женщин — та, что помоложе. — Вы что, не видите, что мы чистим ковры? Всю воду замутили! Идите купаться во-он туда! — И она показала рукой в ту сторону, где речка, размыв берега, разлилась так широко, что вода там лишь скрыла бы козе копыта.
— А там очень мелко! — прокричал в ответ Шаген. — И вода мыльная от ваших ковров!
— Ну тогда подождите, сейчас прополощем ковры — и уж купайтесь себе где хотите!
Мальчишки нехотя вылезли из воды и растянулись на траве под горячими солнечными лучами, недалеко от женщин. Те снова принялись полоскать свои ковры.
— Вай, как поясница разболелась, — сказала старуха, с трудом разгибая спину. — В прежние-то годы, когда была помоложе, бывало, весь день, с утра до вечера стираешь на речке, и ничего, а тут один ковер и то не могу дочистить…
— А ты, тетушка Гоар, передохни, я сейчас прополощу свой, а потом и за твой ковер примусь, — сказала молодая женщина старухе.
Тетушка Гоар уселась на камень недалеко от Давида и Шатена, провела мокрой рукой по усталому потному лицу.
— Погляди-ка, Арус, — сказала она вдруг, посмотрев из-под руки на огромное инжировое дерево, ветви которого, низко свисая над речкой, почти лежали на полуразвалившейся каменной ограде, — как много инжиру в этом году у Сиран на дереве! Какой крупный, желтый… — И со вздохом добавила: — Вот ведь как несправедливо устроен мир: у такой одинокой, больной старухи, как я, вдруг ни с того ни с сего высыхает дерево, а у Сиран, дом которой полон всякого добра, детей и внуков, инжировое дерево с каждым годом растет все выше и выше… и все больше и больше плодоносит… — Она вздохнула. — А ведь в один год сажали, да и земля такая же… Рядом ведь живем.
— А разве она не угощает тебя инжиром? — спросила Арус, с шумом бросив на плоский прибрежный камень вчетверо сложенный мокрый ковер, чтобы с него стекла вода. — Вы же соседи.
Мальчишки, закрыв глаза от бьющего в лицо яркого солнца, лежали на траве и прислушивались к неторопливой беседе женщин. Ребята уже давно обсохли, но жара их разморила, и у них пропала всякая охота двигаться.
— Да что ты, Арус-джан! Даже внукам своим она запрещает рвать инжир. Она варит варенье, сушит, а остальные ягоды продает на базаре. — Тетушка Гоар снова поглядела на ветки, усыпанные спелым инжиром. Давид заметил, как она проглотила слюну, и ему вдруг тоже ужасно захотелось инжиру. — Уже три года не ем инжира. С тех пор как высохло мое дерево. А если бы ты знала, Арус, как я его люблю!
— А ты, тетушка Гоар, сходила бы на базар, да и купила бы. Много ль тебе надо?
— Да разве купишь на пенсионные деньги чего-нибудь на базаре? Нынче так все дорого, что туда и не подступиться.
Тетушка Гоар со вздохом встала с места и подошла к ковру, с которого вся вода уже стекла.
— Мальчики, теперь мутите воду сколько душе угодно, — сказала Арус и взвалила себе на плечо чистый ковер.
