Арманс - [58]

Она так боялась, что звонок к завтраку разлучит их на целый день, что набралась храбрости и вторично прервала раздумье Октава:

— Но что, дорогой друг? Скажите мне. Это страшное «но» в тысячу раз мучительнее для меня, чем все, что вы сможете к нему добавить.

— Хорошо, — сказал Октав, останавливаясь и пристально глядя на нее уже не как влюбленный, а как человек, который старается проникнуть в мысли другого. — Я все вам открою. Мне было бы легче пойти на смерть, чем на такую исповедь, но я и люблю вас больше жизни. Нужно ли мне еще раз дать вам слово — не жениха, а просто честного человека (и, действительно, Октав смотрел в эту минуту на Арманс совсем не взглядом жениха), — как я дал бы его вашему отцу, будь судьбе угодно сохранить его нам, — что я люблю вас такой любовью, какой никогда никого не любил и не буду любить? Жить в разлуке с вами значило бы для меня умереть, хуже, чем умереть. Но у меня есть ужасная тайна, которую я никому не поверял, и эта тайна объяснит вам все печальные странности моего характера.

Октав с трудом выдавил из себя эти слова, лицо его исказилось, губы задрожали, взгляд устремился куда-то вдаль, мимо Арманс. Еще более несчастная, чем он, Арманс прислонилась к кадке с апельсинным деревцем. Трепет охватил ее, когда она узнала это роковое дерево, возле которого лишилась чувств, услышав жестокие слова Октава, сказанные им после ночи в лесу. Октав стоял, словно пораженный ужасом, и не решался продолжать. Он пристально, испуганно смотрел перед собой, точно увидел чудовище.

— Дорогой друг, — прервала молчание Арманс, — я была несчастнее несколько месяцев назад, когда возле этого самого деревца вы так сурово обошлись со мной: в то время я сомневалась в вашей любви. Да что я говорю? — пылко воскликнула она. — В тот злосчастный день я была уверена, что вы меня не любите! Ах, мой друг, насколько счастливее я сегодня!

Эти слова, так искренне произнесенные, как будто смягчили горечь и озлобление мучительно страдавшего Октава. Отбросив обычную свою сдержанность, Арманс крепко сжимала ему руку, умоляя все сказать. Лицо ее было так близко от его лица, что он чувствовал теплоту ее дыхания. Это ощущение наполнило его нежностью. Теперь говорить стало легко.

— Да, моя дорогая, — произнес он, взглянув наконец на нее, — я тебя боготворю, можешь в этом не сомневаться. Но кто он, этот человек, который боготворит тебя? Чудовище!

При этих словах от нежности Октава не осталось и следа; словно помешанный, он внезапно вырвался из рук Арманс, тщетно пытавшейся его удержать, и убежал. Арманс не двинулась с места. В этот миг раздался звонок к завтраку. Стоило г-же де Маливер увидеть лицо девушки, в котором не было ни кровинки, как она позволила ей уйти из-за стола. Вслед за этим слуга доложил, что виконт де Маливер галопом ускакал в Париж, куда его вызвали по срочному делу.

Завтрак прошел в холодном молчании; доволен был один лишь командор. Его поразило одновременное отсутствие обоих влюбленных, потом он заметил слезы тревоги в глазах у г-жи де Маливер и пришел в восторг, решив, что с женитьбой Октава не все так благополучно, как казалось. «Бывало, что помолвки расторгались и накануне свадьбы», — подумал он и до того размечтался, что даже забыл ухаживать за г-жой де Бонниве и г-жой д'Омаль. Еще больше он обрадовался при появлении маркиза де Маливера, который, несмотря на приступ подагры, приехал из Парижа и был очень разгневан, не застав Октава, заранее им предупрежденного. «Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы здравый смысл возвысил наконец свой голос», — сказал себе командор. Сразу после завтрака г-жа де Бонниве и г-жа д'Омаль разошлись по своим комнатам, а г-жа де Маливер пошла навестить Арманс. После этого целый час с четвертью де Субиран был очень занят, а следовательно, и очень счастлив: он старался поколебать решение шурина относительно женитьбы Октава.

Ответ старого маркиза был безукоризненно благороден.

— Деньги, полученные по закону о возмещении, принадлежат вашей сестре, — сказал он. — Сам я нищий. Только благодаря этому возмещению и стала возможна женитьба Октава. Ваша сестра, кажется, еще больше, чем сам Октав, хочет его брака с Арманс, у которой, кстати говоря, тоже есть небольшое состояние. В таком деле, я, как порядочный человек, могу только советовать. Если бы я, в качестве главы семейства, воспользовался своей властью, это означало бы, что я безжалостно стараюсь отнять у моей жены радость провести остаток жизни бок о бок с женщиной, которая так ей дорога.

Госпожа де Маливер увидела, что Арманс чем-то очень взволнована, но говорить не хочет. На все дружеские расспросы девушка неопределенно отвечала, что между ней и Октавом произошла одна из тех маленьких размолвок, которые бывают даже между самыми любящими друг друга людьми.

— Я уверена, что виноват Октав, иначе ты все рассказала бы мне, — вставая, сказала г-жа де Маливер и оставила Арманс одну, оказав этим ей настоящее благодеяние.

К этому времени Арманс окончательно уверилась, что Октав когда-то совершил страшное преступление. Преувеличивая, быть может, его роковые последствия, он, как человек порядочный, считает теперь, что лишь тогда будет иметь право связать ее судьбу с судьбой убийцы — Арманс допускала и это, — когда скажет ей всю правду.