Аркай - [20]

— Хорошо, я так и сделаю. Скажи, Аркай назад смотреть умеет?

— Как это — назад смотреть?

— Ну, оглядываться: не свалился ли каюр с нарты.

— Понял тебя. Это каждый вожак умеет: за упряжкой смотрит и за каюром. А если нет, то он не вожак, случайный пёс, недоучка. Знаю, это ты в книжке прочитала. Там пишет один: раз вожак оглядывается, значит, исключительный. Неверно, ничего в этом особенного нет. Каждый вожак должен оглядываться, его этому учат специально. И я Аркая обучал. Вспомни, как он Жука прищучил: увидел, что плохо тянет, и дал ему нахлобучку. Выпусти его на двор, не держи дома, он развинтится, болеть будет.

На дворе Аркай отряхнулся, повалялся в сугробе, хватанул пастью добрую порцию снега, облизнулся и звонко пролаял — вернулся в свою стихию. Люда обняла его за шею и виновато попросила:

— Не обижайся, пёс, я как лучше хотела.

И Аркай лизнул её в нос. Люде это нравилось, и мама постоянно ей выговаривала. Нельзя позволять собаке такое проявление симпатии, у неё на языке скопище микробов.

— Не переживай, — смеялась бабушка. — Моя внучка закалённая, около неё микробы не выживают, киснут.

* * *

Что ещё рассказать об Аркае? Жил он дальше спокойно, а в собачник не заглянул больше ни разу. Приходил на склон, усаживался и подолгу наблюдал издали за жизнью у сторожки. Навострив уши, смотрел, как Онолов Андрей раздаёт корм, закладывает нарту, осматривает собачьи лапы. А на зов каюра не шёл. Не шёл ни в какую. Когда нарта срывалась вниз по тропе, он привставал, упруго перебирая лапами, весь напрягался и звонко лаял, как прежде, призывая упряжку работать дружнее. Собачки откликались на его призыв дружным заливистым лаем и мчались мимо, увлекаемые Катаем. Аркай оставался на месте, повизгивая от возбуждения. В нём жила сила, и в то же время он словно бы понимал, что упряжку вести уже не может.

Место обитания он выбрал себе под окном кухни. Там, прислонённые к стенке, стояли лыжи семейства Ивановых. За ними был тихий закуток, из которого сквозь просветы хорошо просматривались окрестности. Это ему и нужно было. Как только Люда выходила из дома, он выбирался из своего убежища и пристраивался её сопровождать. Папа говорил, что Аркай теперь как опознавательный знак: где он, там и Люду ищи. Пока она была в школе, пёс, свернувшись рыжим калачиком, подрёмывал под окнами класса, а к последнему звонку дежурил у школьного крыльца. Иногда ему казалось, что хозяйка слишком задерживается. Тогда он садился, переступал лапами и звонко лаял. Зоя Николаевна, если шёл её урок, говорила:

— Иванова Людмила, у твоего воспитанника неважно с ощущением времени. Объясни ему, что до конца урока ещё четыре минуты и десять секунд.

Все, конечно, смеялись, а Люда выходила, чтобы успокоить Аркая.

После уроков он провожал её домой. Но вот удивительно: такой умница, Аркай не желал носить сумку с учебниками. Отлично соображал, чего добивается от него хозяйка, брал ремешок в зубы и клал сумку на снег. Решительно не хотел Аркай рядиться в носильщики. Вилял пушистым хвостом, улыбался виновато и отводил морду, кося зеленоватыми хитрыми глазами. Превращаться в прислугу не соглашался, не его это было занятие.

А ходил он за Людой по пятам. Терпеливо ожидал в сторонке, пока она разговаривала с ребятами. Если же кто-нибудь повышал на хозяйку голос, медленно поднимался и пересаживался поближе. От его острых раскосых глаз деться было некуда. Становилось ясно: попробуй кто обидеть эту девочку — и пёс без промедления ринется на выручку. Ничего хорошего обидчику это не сулило: про историю с Катаем знали все, о решительности и стойкости Аркая на Береговой ходили легенды.

Однажды в субботу Люда с мамой на два дня ушли на катере в город. Аркай норовил запрыгнуть на палубу, но мама сочла, что неловко брать его с собой. Домой пёс не пошёл, остался на причале, зорко следя за подходившими суднами.

Пришла бабушка, увела его. Аркай не стал грызть предложенную рыбу, повернулся и потрусил обратно на причал. Улёгся у швартового устройства и стал следить за рейдом Береговой — не появится ли катер. Сошли моряки с папиного корабля, попытались забрать его к себе, покормить. Аркай беззвучно ощерился, и от него отстали.

Так и пролежал он двое суток на причале. Ничего почти не ел, похудел заметно, но своего поста не покинул.

Когда подошёл долгожданный катер и Люда с мамой спустились по сходне, он не бросился им навстречу, не принялся прыгать и визжать от радости. Подождал, пока Люда подошла к нему, пощекотала за ухом и спокойно направился за нею к дому. И Люда чувствовала себя перед ним неловко.

А бабушка на Аркая и вовсе разобиделась:

— Что за псина такая окаянная, — пожаловалась она. — Жить на свете без Людмилы не хочет. Два раза от причала уводила — удирал обратно. Третий раз не дался. Упёрся, даже рычать на меня начал. И лопать, паршивец, ничего не хотел. Сидит и сверлит море своими глазищами. Извёлся весь.

Что делать, пришлось Люде опять повиниться перед Аркаем. Она обняла его тихонько:

— Не обижайся, пёс, никогда больше тебя не оставлю, всегда будешь со мной.

Аркай уткнулся ей в руки, затих ненадолго. Любил он ласку человеческую, только сам на неё никогда не напрашивался.