Аркадия - [4]

Наверное, он был прав. Физические игры давались мне легче, чем интеллектуальные. Правда, и тут найти себя было не просто. В волейболе, скажем, ставшим вторым моим увлечением, у меня вроде бы получалась неплохая подача, но команда, которую нам удалось, с большим трудом, кстати, организовать, в первом же отборочном туре потерпела сокрушительное поражение, и в итоге тихо распалась.

Не знаю, куда я подался бы после этих двух неудач, бродили невнятные мысли попробовать себя в живописи, в музыке или, быть может, в каком-нибудь ремесле, хотя я чувствовал, что никаких художественных способностей у меня нет, но тут тренер Максар, занимавшейся нашей волейбольной командой, обратил внимание на мои короткие пробежки по полю.

— Мяч ты, конечно, то и дело теряешь, — сказал он. — Но рывок к нему у тебя впечатляющий. И хороший темп ты тоже способен держать в течение всей игры. Может быть, тут и стоит работать…

Так неожиданно выяснилось, что бег — это моё. На первой же прикидке, которую тренер Максар провёл, я показал достаточно впечатляющий результат, и, что важнее, существенно улучшил его уже через три месяца тренировок. Я как-то очень естественно стал чемпионом школы, а затем, через год, оказавшись по возрасту в категории юниоров, отличился и на квартальных, и на районных соревнованиях. Правда, в последнем случае я победил с громадным трудом, еле-еле, на миллиметры, опередив Зигги, чемпиона прошлого года, но и этого было достаточно для перехода на следующий уровень. Успех в финале района был особенно важен: оба призёра их автоматически становились участниками Больших Ежегодных Игр. Я таким образом попадал в десятку лучших бегунов полиса, а это было уже кое-что. Я чувствовал, что начинаю существовать. Тем более что тренер Максар был убеждён: нынешние мои результаты — далеко не предел.

— Ты ещё не раскрыл по-настоящему свой потенциал, — долбил он мне в темечко, пока я готовился к выполнению очередного комплекса упражнений. — Твоя сила не в одном только рывке, но и в таланте выносливости. Пять кругов по Центральному стадиону — это большая дистанция. Далеко не каждый из финальной десятки сможет пройти её, не сбавляя темпа. Не могу гарантировать, разумеется, что ты станешь первым, но поверь, уже в этом сезоне у тебя хорошие шансы попасть в тройку призёров. Игры есть Игры, тут возможны всякие чудеса. Представь: вдруг Синие в этот раз победят.

Это был актуальный момент. С давних пор Аркадия была разбита на пять крупных районов, получивших названия по пяти основным цветам: Красный, Желтый, Зеленый, Синий и Фиолетовый. Я сам, как и тренер Максар, по рождению был записан в Синий район. Соответствующий знак на одежде я, разумеется, не носил, это было не обязательно, и тем не менее всегда помнил, к какому району принадлежу. Причём учитель Каннело на одном из уроков подробно нам объяснил, что Эразм распределяет цвета зачисления таким образом, чтобы между районами поддерживался гендерный, интеллектуальный и художественный баланс. Согласно базовым принципам, ни один из районов не должен был иметь явных биологических преимуществ. Генный базис следовало формировать одинаково для всех пяти основных цветов. А уж как тот или иной район использует данный материал, как он им — эффективно или не эффективно — распорядится, зависит от него самого. Правда, за последние годы сложилось что-то вроде традиции: Красные большей частью побеждают в физических Играх, Фиолетовые — в интеллектуальных, Желтые и Зеленые, соответственно — в ремесленных и художественных, а вот Синие, то есть мы, уже несколько лет — нигде и никак.

Какие-то мы были отсталые. Какие-то мы были квадратные, ковыляющие еле-еле в самом хвосте. И хотя вслух, разумеется, никто об этом не говорил, но в отношениях с другими районами это проскальзывало. Тата, например, с которой меня для первичной инициации свёл Эразм, плела из разноцветных верёвочек какие-то идиотские коврики, кошечек каких-то дурацких, собачек, между прочим, не поднявшись с ними ни разу выше квартальных выставок, и тем не менее иногда гордо подчёркивала, что она — из Жёлтых, то есть — творческий человек, а я — никто, биомасса, лишённая всякого воображения. Меня это, честно говоря, раздражало.

И вот теперь, по словам тренера, у нас появился реальный шанс выправить ситуацию. Доказать, что мы не «квадратные», не «хвостатые», что мы нисколько не хуже других. А претворить данный шанс в жизнь, опять-таки по словам тренера, мог именно я.

Конечно, это была чисто психологическая накачка: Максар таким образом мотивировал меня на победу. И всё же брезжило в его словах некое педагогическое прозрение, некий смысл, о котором он сам, возможно, не подозревал. Заключался же этот смысл в том, что никогда я не чувствовал себя лучше, чем во время бега. Стоило мне по выстрелу стартового пистолета сорваться с места, и сейчас же из каких-то тёмных, из каких-то потаённых глубин, из каких-то источников, не знаю, уж как их назвать, поднималась и разливалась по всему телу волна жаркой энергии, подхватывающая его и делающая почти невесомым. Казалось, я не бегу, а лечу, едва-едва касаясь земли. И буду лететь так, безо всяких усилий, бесконечно, почти бездумно — до самого горизонта. Это было необыкновенное ощущение. Если и существовало в мире чистое вдохновение в ярком, концентрированном и беспримесном виде, то как раз оно переполняло меня в такие мгновения.