Аристотель. Идеи и интерпретации - [62]

Наряду с завещанием Диоген приводит и чрезвычайно важный список аристотелевских сочинений (D.L. V, 22–27). Кроме него известны только перечни Гесихия и Птолемея, но и тот, и другой — более поздние (о них будет сказано дальше). На правах первой догадки естественно допустить, что за списком Диогена стояли обширные каталоги книг и писем, которыми во 2-ой пол. I в. до н. э. Андроник Родосский снабдил свое издание Аристотеля и Феофраста[279]. Так некогда полагали Розе, Дильс и Герке[280]. Но этот взгляд не нашел поддержки. На поверку оказалось, что списку D.L. V, 22–27 присущи куда более ранние черты, нежели это допускает Андроников «пинакс», и их сопоставление требует не только известной находчивости, но и осторожности. Проще предположить, что список Диогена был связан с каким-то александрийским библиотечным указателем — если не с самими Таблицами Каллимаха (Т 1 et fr. 429–452 Pfeiffer)[281], то с книгой Об Аристотеле его близкого ученика и помощника Гермиппа Смирнского (2-ая пол. III в. до н. э.). К сожалению, от нее осталось лишь несколько беглых фрагментов и свидетельств, не содержащих и намека на список (FGrHist 1026 F 28–33). Тем не менее, еще Целлер видел в книге Гермиппа тот источник, откуда Диоген почерпнул свой перечень аристотелевских сочинений; его уверенность разделяли Йегер и Росс, а вместе с ними и многие другие исследователи Аристотеля[282].

Первым серьезным вызовом для сторонников этой гипотезы стал вышедший в 1951 г. труд Поля Моро Les listes anciennes des ouvrages d’Aristote, на страницах которого ученый высказал новое и очень смелое предположение: источник Диогенова списка следует искать отнюдь не в Александрийской библиотеке, но в самом Ликее, и источником этим мог быть никто иной как Аристон Кеосский, преемник Ликона из Троады и пятый схоларх Перипата, живший в одно время с Гермиппом.

К этому выводу Моро подтолкнули следующие соображения (здесь они существенно упрощены)[283]. Во-первых, если бы список Диогена и впрямь опирался на Гермиппа, то и составлен он был бы по методу Каллимаха, то есть по алфавиту. Примером такого «алфабетикона» является перечень книг Феофраста (D.L. V, 42–50). Сравнение же двух списков сочинений — Феофраста и Аристотеля — ясно показывает, что index Aristotelis librorum — это список биографический, характеризующий философа из Стагир, а не библиографический, созданный исключительно для библиотечных нужд. Во-вторых, само расположение книг у Диогена обнаруживает близкое знакомство с аристотелевской философией, а также с ее внутренним членением на разделы и дисциплины. В-третьих, в списке перечисляется множество диалогов и риторических сочинений, тогда как естественнонаучные трактаты представлены весьма скудно. Такой подбор книг, полагает Моро, отражает интересы позднего Ликея, и, напротив, совершенно не соответствует состоянию Александрийской библиотеки. Из всего этого следует, что Гермипп не мог быть источником Диогена и что вероятнее всего — это перипатетик, которому еще были доступны сочинения Аристотеля.

Далее Моро обращает внимание на то, что, цитируя завещание Стратона Лампсакского, Диоген ссылается на некий «сборник Аристона Кеосского» (D.L. V, 64). По предположению ученого, речь идет о сборнике последних распоряжений, сделанных схолархами Перипата. И у этого предположения есть свои резоны. Примечателен уже тот факт, что в сочинении Диогена приводятся целых четыре testamenta Peripateticorum — Аристотеля, Феофраста, Стратона и Ликона (D.L. V, 11–16, 51–57, 61–64, 6974). К этому нужно добавить важный юридический статус этих завещаний, ибо в них, помимо прочего, говорится о преемстве и наследовании школы, — по меньшей мере, начиная с завещания Феофраста. Иными словами, как раз эти документы при необходимости могли подтвердить статус очередного преемника, а также его право распоряжаться школьным имуществом. Разумеется, все четыре завещания, да к тому же собранные вместе, должны были находиться в распоряжении пятого схоларха!

Другой вопрос, каким образом «сборник Аристона Кеосского» попал в руки Диогена? На это Моро отвечает еще одной догадкой: скорее всего, он был частью специального сочинения, посвященного истории перипатетической школы. Такой труд вполне мог содержать множество самых различных материалов, включая завещание и список сочинений Аристотеля, и даже более того — его биографию[284].

Нужно отдать должное искусности Моро и тем аргументам, которыми он подкрепляет эту догадку. Прежде всего он подмечает, что свои vitae Peripateticorum Диоген хронологически завершает Ликоном из Троады, об Аристоне же упоминает разве что вскользь, да и то не слишком уверенно[285]. Это обстоятельство явно указывает на Аристонову историю Перипата, считает Моро, как на тот самый первоисточник, к которому обращались все последующие авторы за сведениями о «трудах и днях» первого схоларха. Подтверждение этому ученый находит опять-таки у Диогена.

Моро обращает внимание на параллелизм между D.L. V, 1–6, где Диоген вкратце описывает жизнь Аристотеля, и датами из Хроники Аполлодора, которые он приводит далее (D.L. V, 9-10 = FGrHist 244 F 38). Очевидно, что основные вехи Аристотелевой биографии и здесь, и там совпадают. Это, казалось бы, естественное сходство, подсказанное самим ходом жизни, Моро рассматривает сквозь призму Quellenforschung. С этой точки зрения оно может объясняться двояко: либо Диоген при составлении V, 1–6 опирался на