Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной - [64]

– Твоя мать только что заявилась в гостиную, выхватила у меня из рук книгу и сказала: «Поговори с ним. Поговори с ним, Джейми». Включила свой фашистский голосок.

Мама тихонько рассмеялась.

– Ари, пора и тебе перестать убегать.

Я посмотрел на отца.

– От чего?

– Ты не знаешь?

– Чего?

– Если ты продолжишь убегать от правды, со временем она тебя убьет.

– Ты о чем, пап?

– О тебе и Данте.

– Обо мне и Данте?

Я перевел взгляд на мать. Затем обратно на отца.

– Данте в тебя влюблен, – сказал он. – Тут все очевидно. И он этого от себя не скрывает.

– Не могу же я контролировать его чувства, пап.

– Нет. Конечно, не можешь.

– К тому же, пап, по-моему, с этим уже все. Ему нравится тот парень, Дэниел.

Отец кивнул.

– Ари, проблема не в том, что Данте влюблен в тебя. Настоящая проблема – твоя проблема – в том, что ты тоже в него влюблен.

Я молчал. Изучал мамино лицо. Потом папино. Я не знал, что ответить.

– Я не уверен… В смысле мне так не кажется. Я не думаю…

– Ари, вот что я вижу: ты спас ему жизнь. Как думаешь, почему? Почему ты мгновенно, не задумываясь, бросился через всю улицу и вытолкнул Данте из-под колес машины? Считаешь, «так вышло»? А я считаю, ты просто не мог вынести саму мысль о том, что его потеряешь. Если не любишь – тогда зачем рисковал ради него жизнью?

– Потому что он мой друг.

– А зачем избил парня, который его изуродовал? Почему ты это сделал? Все твои инстинкты, Ари, – все они говорят об одном. Ты его любишь.

Я сидел, уставившись в стол.

– И мне кажется, любишь ты его так сильно, что не можешь этого вынести.

– Пап? Пап, нет. Нет. Я не могу. Не могу. Зачем ты все это говоришь?

– Потому что я не хочу больше видеть, как тебя пожирает одиночество. И потому что люблю тебя, Ари.

Мама с папой смотрели, как я плачу. Мне казалось, я никогда не успокоюсь. Но я успокоился. Потом взял бутылку пива и сделал большой глоток.

– Пап, кажется, мне больше нравилось, когда ты молчал.

Мама рассмеялась. Мне нравился ее смех. А вслед за ней рассмеялся и папа. А потом и я.

– Что же мне делать? Мне ужасно стыдно.

– За что тебе стыдно? – спросила мама. – За то, что ты любишь Данте?

– Я парень. И он парень. Так не должно быть. Мам…

– Я понимаю, – сказала она. – Знаешь, Офелия многому меня научила. Мы столько переписывались, что я много чего поняла. И твой папа прав. От этого не убежать. Особенно от Данте.

– Я ненавижу себя.

– Не надо, amor. Te adoro[54]. Я уже потеряла одного сына и не собираюсь терять второго, Ари. Ты не одинок. Тебе наверняка так кажется, но это не так.

– Как ты можешь так сильно меня любить?

– А как я могу не любить? Ты самый чудесный мальчик на свете.

– Неправда.

– Правда. Правда.

– Что же мне делать?

Папа мягко ответил:

– Данте убегать не стал. Я так и вижу, как они его избивали. Но убегать он не стал.

– Ладно, – сказал я.

И впервые в жизни я по-настоящему понял своего отца.

А он понял меня.

Девятнадцать

– Данте?

– Я всю неделю звонил тебе каждый день.

– Я гриппом заболел.

– Тупая шутка. Пошел ты, Ари.

– Ты чего так злишься?

– Это ты чего так злишься?

– Я больше не злюсь.

– Значит, пришла моя очередь злиться.

– Ладно, справедливо. Как там Дэниел?

– Ну ты и скотина, Ари.

– Нет. Это Дэниел – скотина.

– Ты ему не нравишься.

– Он мне тоже. Так что, теперь он твой лучший друг?

– Даже не близко.

– Чем занимались? Целовались?

– Тебе-то что?

– Просто спрашиваю.

– Не хочу я его целовать. Он ничтожество.

– Что случилось?

– Он эгоцентричный, самодовольный засранец. Да еще и тупой. И мама его терпеть не может.

– А Сэм?

– Папа не в счет. Ему нравятся все.

Меня это рассмешило.

– Не смейся. Почему ты тогда разозлился?

– Можем об этом поговорить.

– Ага, ты-то у нас мастер разговаривать по душам.

– Ну хватит, Данте.

– Ладно.

– Ладно. Какие у тебя планы на вечер?

– Наши родители собираются в боулинг.

– Серьезно?

– Они много общаются.

– Правда?

– Ты что, вообще не в курсе?

– Наверно, иногда я бываю немного отстраненным.

– Немного?

– Эй, я тут стараюсь, Данте.

– Тогда извинись. Я не люблю людей, которые не умеют извиняться.

– Ладно. Прости меня.

– Ладно. – Я слышал, что он улыбается. – Они хотят, чтобы мы пошли с ними.

– На боулинг?

Двадцать

Данте ждал меня, сидя на крыльце. Как только я подъехал, он подбежал к моему пикапу и забрался внутрь.

– Боулинг – такая скука.

– Ты хоть когда-нибудь в него играл?

– Конечно. Но получается у меня хреново.

– Хочешь во всем быть лучшим?

– Ага.

– Ничего, перебьешься. Может, будет весело.

– С каких это пор ты хочешь тусоваться со своими родителями?

– Они у меня ничего, – сказал я. – Хорошие. Всё как ты говорил.

– Что именно?

– Как-то раз ты сказал, что никогда бы не убежал из дома, потому что обожаешь своих родителей. Я тогда подумал, что это очень странно. Ненормально. Наверно, потому что мои собственные предки казались мне инопланетянами.

– Но они не инопланетяне, а обычные люди.

– Да. Знаешь, кажется, я поменял свое мнение.

– В смысле теперь ты их тоже обожаешь?

– Ага, похоже на то, – ответил я, заводя машину. – Кстати, в боулинг я тоже играю отстойно. Чтоб ты знал.

– Ну, спорю, что играем мы все равно лучше, чем наши мамы.

– Ну уж надеюсь.

Мы засмеялись. И всё смеялись и смеялись.

Когда мы оказались на месте, Данте посмотрел на меня и произнес: