Ариасвати - [136]

. . . . . . . . . . . . . . . . .

"Я думал о ней дни и ночи. В храме, во время молитвы, и ночью, при свете лампады, над письменами древнего мудреца, я видел только ее небесный образ, слышал ее чудный голос, ощущал аромат ее волос и одежды. Я ни о чем не мог думать, ничего не понимал и весь мир для меня сосредоточивался в одной Ариасвати. Но она смотрела на меня только, как на своего старого учителя: она уважала меня, но чувство любви было далеко от нее. Я был уже стар. Когда я сделал свое бессмертное открытие, морщины, спутники тяжелых умственных трудов и ночных бдений, уже избороздили чело мое, волосы поредели на голове и черные кудри подернулись серебром седины. Мое открытие могло остановить смерть, но не в силах было воротить мою утраченную молодость. Я был слишком стар для нее. К несчастью, требования сердца, которым я не давал воли прежде, поглощенный своими трудами, проснулись теперь с удвоенной силой. Они терзали меня днем и ночью, как коршун терзает окровавленный, еще трепещущий труп. Кто не испытал поздней, безвременной любви, тот не поймет моих мучений! Я понимал, что, как мужчина, я для нее не существую, и это еще сильнее разжигало мою страсть. Я следил за ней повсюду. Но я сохранил еще настолько в себе ума (может быть, это была привычка к жреческому лицемерию), что скрывая свою любовь, я не хотел казаться смешным. Поэтому я следовал за ней тайно, надев, чужие волосы и переодевшись в платье земледельца или воина. Часто, закутавшись в темный плащ, я стоял на дороге, по которой она должна была пройти, окруженная поющими девами и юношами, играющими на арфах и флейтах. Я следовал за ней на праздники жниц и пастухов, сопровождал на охоты и прогулки. Я не спускал с нее глаз и чувствовал, как дрожит каждый нерв в моем теле, как бьются вздувшиеся жилы, точно кровь хочет разорвать свои путы и вырваться на волю"…

. . . . . . . . . . . . . . . . .

"Началось нравственное падение. Я стал думать о бесчестных средствах, с помощью которых можно было бы достигнуть удовлетворения моей страсти. Я знал многие травы, сок которых был способен возбуждать страсть и любовь. Приготовить любовный напиток было легко. Несколько ночей я собирал влажные травы и выжимал их в сосуд. Затем прибавив сюда известные мне земли, камни и части некоторых животных, я сварил зелье, способное привести в неистовство тысячи жен. Несколько капель этой жидкости, попавших на тело, было достаточно, чтобы возбудить любовь и желание. Но поруганный закон справедливости жестоко посмеялся надо мною. В тот самый миг, когда я готов был совершить преступление, один из юношей, окружавших Ариасвати, ударил меня по руке: кувшин разбился и жидкость пролилась на престарелую жрицу Земли. Я заметил ее глаза, устремленные на меня с ужасом, но лишь только волшебная жидкость облила ее тело, как в этих глазах загорелась безумная страсть. Убегая, я слышал, как она гналась за мной до самого храма. С тех пор она стала преследовать меня повсюду и никакие переодевания не могли скрыть меня от ее глаз, изощренных страстью. Только внутри храма, охраняемый толпою жрецов и служителей, я чувствовал себя в безопасности"…

. . . . . . . . . . . . . . . . .

"Я решился воспользоваться случаем. Когда солнце вступило в знак Скорпиона, бездождие и засуха достигли высшей степени. Поля и луга почернели от зноя, растения выгорели и жгучий ветер разнес их останки вместе с облаками пыли. Пересохли источники вод, реки и озера обмелели. Над раскаленною землей, как траурное покрывало, повисла свинцовая мгла, сквозь которую тускло светило солнце. Но мгла эта не могла смягчить его жгучих лучей. Высохшие деревья загорались сами собою, и дым от горящих лесов разносился по окрестности. Наступавшая ночь не приносила прохлады. Зловещий Сириус в созвездии Большого Пса грозно смотрел на землю своими кровавыми глазами. Над горизонтом поднимался тусклый, точно облитый кровью шар луны, предвещая новые бедствия. Животные ревели, мучимые зноем и жаждой, которую не могли утолить: они пили до того, что раздувались и погибали в мучениях. Люди, покрытые потом и пылью, ходили как тени, и самая студеная вода не могла залить их мучительной жажды. Катаясь по земле в страшных мучениях, извергали они все содержавшееся в их желудках и умирали в страшных судорогах. Повсюду, в домах, на улицах, на площадях, в садах и на полях лежали неубранные трупы, испускавшие зловоние и смрад. Живые не успевали хоронить мертвых, и часто могильщик сам падал мертвым в только что вырытую им могилу. Всеобщее уныние и страх распространились над всем Ариастаном. Черные племена на юге и западе, узнав о нашем несчастье, возмутились и двинулись на нас войною. К довершению беды, умер царь Прадакса, изнуривший себя усиленными трудами, ухаживая за больными и спасая погибавших. Вслед за ним умерла царица Прадаксина, не вынесшая постигшего ее горя. Ариасвати осталась сиротою. По законам мирного времени, она должна была бы наследовать царскую власть. Но в смутное время, во время войны и раздоров, по закону царем должен быть мужчина. Поэтому, уступая требованию народа, правители земель и судьи собрались на вече в присутствии Ариасвати выбрали царем ее двоюродного брата, Дивадару, правителя горной страны. Ариасвати одобрила выбор и передала новому царю знаки царского достоинства. Но, принимая эти знаки, Дивадара объявил избирателям, что он соглашается нести бремя царской власти только на время, пока свирепствуют над Ариастаном война, голод и мор. Когда же мир и спокойствие будут восстановлены в государстве, он передаст свою власть Ариасвати, так как по праву рождения она должна быть царицей Ариастана. Вече нашло, что Дивадара поступает справедливо, и громкими криками выразило свое одобрение.