Ариадна - [107]

А потом поняла, что больше не могу смотреть. Зажав руками рот, побежала под палубу, где жались друг к другу онемевшие от ужаса менады. Они испугались тоже, а значит, ярость, которой Дионис дал волю теперь, была им незнакома, он подвергся какой-то страшной перемене, и моя слабая надежда, что им известен способ предотвратить это, увяла.

– Как нам быть? – спросила я их в отчаянии.

За жуткими женскими криками послышался новый звук. Многоголосый блеющий плач, тоненький и пронзительный.

Я видела одного козленка, разорванного ими на куски в припадке безумия. Видела до сих пор, закрывая глаза, их руки, обхватившие его слабенькие ножки. Слышала его беспомощный вопль. Вспоминала бессмысленные и безучастные лица женщин, сомкнувшихся вокруг него. Я проклинала свою трусость и все же не могла заставить себя сойти с корабля и увидеть опять это зверство, совершающееся снова и снова.

Я осталась с менадами, мы стояли, крепко держась за руки. И ждали, когда это закончится.

Глава 40

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем все стихло. Кошмарные исступленные крики, отдававшиеся в моей голове, перешли в жуткое пение, от которого у меня кожа сползала с костей, а оно сменилось первобытными воплями сумасшедшего веселья. После я услышала плач. Сначала тихий, он усиливался, словно дождь. И наконец наступила тишина.

Я смотрела на перепуганных женщин, обступивших меня. Они явились к Дионису на Наксос в поисках священного убежища. Ради мирной жизни вдали от тех, кто делал их несчастными, заставляя страдать. Не за этим пришли они к нам. В груди моей жидким огнем разливался гнев на мужа, заставившего нас всех рыдать от страха перед ним во тьме корабельного трюма, пока он играет в свои ужасающие игры с аргивянками. Которые просто отказали ему, и больше ничего.

Не позволю такому повториться. Я встала, поднялась, спотыкаясь, на палубу, вдохнула желанный свежий воздух. И обратила лицо к городу.

Дул легкий, свежий ветерок, облака сулили очищающий дождь, заново омывший бы мир. Ни змей, ни бурь, ни обезумевшего бога, вздымающего жезл к небесам, свершая страшное возмездие. Ни женщин. Огромные бронзовые ворота были замкнуты, а тайны города крепко заперты внутри.

На песке стоял беспечный златовласый юноша, ничуть не изменившийся с тех пор, как я увидела его впервые. И так оно и будет, пока не выкипят моря и купол неба не рухнет на землю.

Он поднял на меня глаза. Но разглядеть в них, что он сотворил, я не смогла.

И вот он уже был передо мной, на палубе. Похожий на собственную статую с непроницаемым лицом. Сделать к нему хотя бы шаг я не решалась.

Страшный одинокий вопль разорвал тишину. Городские стены стояли, как прежде, гладкие и непоколебимые, но за этим воплем последовал другой, третий, и наружу выплеснулся многоголосый рев и лязг металла.

– Что там происходит? – спросила я его.

Он улыбнулся, как-то странно изогнув губы, почти кривляясь.

– К битве, полагаю, готовятся.

– Но почему?

Я поверить не могла, что мы преспокойно об этом беседуем. Хотела схватить его за тунику, вытрясти ответы, но не знала теперь, смогу ли вообще притронуться когда-нибудь к собственному мужу.

На мгновение его гладкое лицо будто треснуло, распалось на кусочки от огорчения, но все прошло – я едва заметить успела. Он вздохнул.

– Персей, уж конечно, захочет мне отомстить.

Говорил так, будто это легкое неудобство.

Пересилив себя, я все-таки сделала к нему шаг, хоть ноги дрожали.

– За что? Дионис, что ты сотворил?

Он подошел стремительно, взял меня за локоть, увел подальше от борта. От прикосновения его пальцев я вздрогнула. Он стал чужим, будто в форму моего мужа залили кого-то другого, а что думал – я не могла понять.

Он откинул со лба золотые кудри.

– Я не хотел…

Сердце мое мучительно колотилось.

– На нас что, войско идет? Скажи.

– Войско Персея мне нипочем, – ответил он тут же. – Оставайтесь здесь, я их не подпущу.

Проглотив отвращение, безотчетное нежелание притрагиваться к нему, я обняла его лицо ладонями. Он мог бы стряхнуть меня, как муху, но медлил. Лицо Диониса в обрамлении моих ладоней казалось совсем юным, из-за спины его струился солнечный свет. Он был похож на мальчишку, пойманного за шалостью, – вид и виноватый, и дерзкий одновременно.

– Персей разъярился и устроит большое представление. Мне следовало это предвидеть. Но я все улажу, настоящего вреда он нам не причинит. Однако вам лучше оставаться здесь и не показываться, пока я его утихомириваю.

Как нелепо это прозвучало – впору рассмеяться, хотя если кто и мог утихомирить буйное войско, то, конечно, Дионис. Он ведь, как известно, дарил людям отдых, легкое опьянение рассудка, утешительную радость и дружеское веселье. Откуда только взялось в нем побуждение разгневать целый город, вознамерившийся теперь нам отомстить? А если он не сможет их убедить, что тогда? Я вспомнила, как много лет назад Тесей говорил Федре: знай ты, как поступают армии, не захотела бы увидеть эту самую армию у своих ворот.

– Дионис, объясни из-за чего.

Я родила ему сыновей, годы свои отдала. И если он решил навлечь войну на мою голову, заслуживала объяснений, Дионис это понимал.