Архмаг освобождённый - [2]

— Позавчера король послал мне весть, — сказал я. Я видел, что это привлекло внимание старого воина, и его поза показывала чувство заинтересованности.

— И? — спросил он.

— Он хочет встретиться… втайне. Он не назвал своих мотивов, но я ожидаю, что он хочет найти способ выйти из нашей неудобной политической ситуации, — разъяснил я.

— Он хочет твоей смерти. Твоя победа создала ему сколько же проблем, сколько и решила, — ответил Сайхан.

— А я и не думал, что тебе было до этого какое-то дело, — сделал я саркастическую ремарку, но интуиция сказала мне, что это могло быть недалеко от истины.

— Я считаю, что ты станешь гибелью рода человеческого, и я поклялся положить тебе конец в том случае, если твои узы будут разорваны, — сказал Сайхан. Он приостановился, прежде чем добавить: — Тем не менее, будь ситуация иной, я бы с радостью назвал тебя «другом».

Я чуть не подавился. Я никогда прежде не был свидетелем того, чтобы рослый инструктор высказывал что-то настолько близкое к эмоциональному признанию. Свой шок я прикрыл коротким смешком:

— Тебе всегда удаётся меня удивить. Честное слово, я начинаю думать, что ты бы попытался убить свою мать, будь она на моём месте.

Он уставился на меня спокойным взглядом, который ответил на вопрос лучше любых слов. Какой бы неуютной ни была эта мысль, он был, по крайней мере, верен себе. Я продолжил:

— Ты правда думаешь, что я всё ещё схожу с ума? Прошло больше месяца с того дня, как узы были разорваны.

— Откуда мне знать? Безумие может принимать множество форм. Ты всё ещё слышишь голоса? — спросил он. Я услышал в его голосе подлинное любопытство.

— Конечно… я их теперь постоянно слышу. Я весьма к этому привык. Они совсем не такие неуютные, когда поймёшь, что именно они представляют, — спокойно сказал я. На самом деле, я даже в тот момент слышал глубокое биение земли под нами, а воздух приносил тихий шёпот, который я стал ассоциировать с ветром. Сам мир был живым, и я мог слышать, как он тихо шептал мне тысячей голосов. Теперь, когда я понимал, что именно слышал, это стало для меня совсем не таким пугающим, каким казалось поначалу.

На лице Сайхана промелькнула тень, и он отвернулся.

— Скажи мне… что они представляют? — спросил он ровным голосом, но мои чувства легко уловили растущее в его теле напряжение.

— Мир живой, и те, у кого есть нужные уши, могут слышать его голос. Вот и всё, — сказал я.

— Ты говоришь это, и всё ещё ожидаешь, что я поверю в твою вменяемость?

— До раскола у волшебников не было уз. Некоторые из них могли слышать голос земли… и они могли призывать её на помощь. Мойра Сэнтир победила Балинтора отнюдь не просто волшебством, — ответил я.

— Ложь! Что, тебе это всё нашептал какой-то тёмный дух, чтобы заставить тебя видеть твоё безумие как силу? — с гневом на лице спросил Сайхан, повернувшись, чтобы зыркнуть на меня.

— Нет. Я прочёл это, в исторической книге, написанной довольно скоро после самого раскола. В доме моего отца есть обширная библиотека, хорошо защищённая от ревизионистов — священников и политиков.

— А это что должно означать?

— Именно то, что я говорю… а верить этому… или нет — полностью твой выбор, — спокойно сказал я.

— В это я ни за что не поверю, — сказал он.

— Конечно же не поверишь. Чтобы принять это, тебе придётся взглянуть в лицо той возможности, что большая часть того, чему тебя обучали — ложь; что те самые истины, на которых ты основывал свою клятву, ради которых ты жил… были ложны.

— Ты только зря теряешь время, — проворчал себе под нос пожилой мужчина.

— Ответь мне на один вопрос. Если бы ты поверил мне… если бы большая часть того, чему тебя учили, была показана ложной… что бы ты сделал? — спросил я.

Сайхан замолчал на какое-то время, и я видел, что он серьёзно это обдумывал. На миг в его глазах осело что-то похожее на грусть, прежде чем он ответил:

— Я бы сдержал свою клятву.

— Что за глупость! Какой смысл в чести, если она не на службе разума? — воскликнул я.

Когда он ответил, его лицо было совершенно серьёзным:

— Честь — всё, что у меня есть, и она ничего не значит, если бы я мог менять свои клятвы из прихоти.

— Она — хуже, чем ничто, если не подчиняется совести человека! — выплюнул я. Несмотря на всё запасённое мною терпение, стоявший напротив меня непоколебимый воин наконец сумел меня разозлить. Хотя, конечно, никакого видимого эффекта мой гнев не оказал. — Поверить не могу, что я считал тебя способным прислушаться к голосу разума, — отвернулся я от него, и ступил обратно в коридор. — Идём, — сказал я, жестом приглашая следовать его за мной, — пора тебе уходить.

Он шагнул в коридор следом за мной.

— Ты правда глупец, — пробормотал он.

Я не потрудился оглянуться на него:

— Не испытывай свою удачу, — бросил я. Своими дополнительными чувствами я видел, как он оглядывался, следуя за мной вверх и прочь из темницы; даже сейчас он искал возможности… для побега или для убийства — этого я знать не хотел. Я провёл его через коридоры замка, и в конце концов мы вышли на освещённый солнечным светом замковый двор.

— Куда мы идём? — спросил он.

— Конюшня, — ответил я, не потрудившись объяснить дальше. Несколько минут спустя мы достигли конюшни, и я сказал конюху привести мою лошадь. В тот день я прибыл в Ланкастер верхом, не используя телепортационный круг.