Архитектура сюжета - [56]
. Во второй главе возвращение мистера Беннета из Незерфилда вызывает у его жены и дочерей волнение и любопытство. Поскольку Остин ведет повествование от всеведущего третьего лица, без внутренних монологов, она передает реакции персонажей в основном посредством диалога. Читателям показывают, о чем на самом деле думают и какие чувства испытывают герои в свете последних событий, связанных со знакомством с перспективным женихом.
● «Эта замечательная жизнь». После того как Клэренс прыгает в реку, чтобы не дать Джорджу совершить самоубийство, они обсыхают на пропускном пункте. Учитывая визуальную природу кинематографа, реакции героев в фильмах почти всегда передаются с помощью драматизации. Приподнятое настроение Клэренса в связи с успешным выполнением задачи и угнетенное состояние Джорджа показаны посредством как физического положения героев (Клэренс приводит в порядок свою мокрую одежду, а Джордж, ссутулившись, сидит у огня и ощупывает разбитую губу), так и последующего разговора, во время которого Клэренс рассказывает о том, что он ангел, присланный спасти Джорджа.
● «Игра Эндера». Сразу после убийства Стилсона Эндер убегает и плачет. Слезы прекрасно показывают его состояние, и Карду остается включить лишь одну строчку внутреннего монолога, чтобы дополнить первую реакцию. Вся следующая глава, в которой брат Эндера Питер высмеивает его за потерянный монитор, а сестра Валентина пытается успокоить обоих, продлевает период реакции с помощью ряда приемов, включая конфликт с Питером, и завершает описание реакций Эндера на все важные события первой главы.
● «Хозяин морей: На краю земли». После ухода от внезапной атаки «Ахерона» наступает продолжение, которое начинается с того, что капитан Обри спускается в подпалубное помещение, чтобы узнать у Стивена Мэтьюрина, каков «счет от мясника». В фильме мастерски показана его реакция на число убитых и раненых, на нападение в целом и технические детали боя, которая в основном передается посредством диалога.
Этап реакции в продолжении может стать самой ценной частью любой истории. Не жалейте сил, копайте глубже, чтобы понять, как события повлияли на персонажей и, самое главное, что именно их реакции могут рассказать о них как о личностях.
Когда герою предстоит сделать немыслимо сложный выбор, читатели следят за ним, не отрывая глаз. Чем страшнее дилемма, тем более сильное воздействие окажет его или ее окончательное решение.
Лори Хатцлер[60]
20
Варианты дилеммы в продолжении
Если первая часть продолжения – реакция – апеллирует к эмоциям читателей, то вторая его часть прежде всего обращена к рассудку. Когда первый эмоциональный отклик персонажа на катастрофу предыдущей сцены поутихнет, ему предстоит погрузиться в исключительно важные размышления о том, что делать дальше. После случившегося он оказывается в крайне затруднительном положении. Так проявляется катастрофа; дилемма же, в свою очередь, ставит перед ним вопрос: «Что теперь делать?»
Пожалуй, ни один другой компонент сцены/продолжения так не помогает создать ощущение реальности происходящего и избавиться от недоверия, как дилемма. Показывая умственную работу главного героя и ход его мыслей, когда он обдумывает возможные решения (и отклоняет большую их часть), вы убеждаете читателей, что ваш протагонист – разумное человеческое существо, а самое главное – что в основе вашего сюжета лежит логическая последовательность, а не произвольная цепочка событий.
Это дает читателям возможность размышлять вместе с героем. Они увидят, какие мысли роятся у него в голове, и по мере того, как он будет отметать варианты, поймут, что на самом деле приемлемых выходов из сложившейся ситуации не так уж много. При мастерском исполнении хорошая дилемма повысит накал страстей, усилит чувство сопереживания к персонажам и, что наиболее важно, не даст читателю оторваться от книги.
Три фазы дилеммы
Дилемма включает три (опять это волшебное число!) фазы.
Пересмотр
Главный герой вспоминает катастрофу и думает над тем, какие ошибки к ней привели. Эта фаза зачастую переплетается с предыдущим этапом реакции. Ее продолжительность в основном зависит от того, насколько быстро она наступила после катастрофы, и от заданного вами темпа повествования. Иногда затянувшееся подведение итогов будет утомительным. Если читатели только что ее пережили, вряд ли им так скоро потребуется повторное изложение фактов. Однако если продолжение и предыдущую сцену отделяет глава или несколько глав (например, в них рассказывается о других ведущих персонажах), то краткое напоминание будет полезно – с его помощью можно освежить память читателей и обосновать реакцию персонажа.
Анализ
Теперь, когда персонаж уже пережил первую эмоциональную реакцию, ему предстоит сделать глубокий вдох, собраться с мыслями и хорошенько обдумать свою проблему. Дилемма всегда представляет вопрос, смысл которого: «Как, черт побери, мне теперь выбираться из всего этого?»
Не отделывайтесь общими рассуждениями. Покажите, в чем именно заключается проблема персонажа, и так ясно, чтобы читатель мог, при необходимости, свободно пересказать ее. В дилемме должен быть конкретный вопрос, к примеру: «Как теперь выбираться из этого дурдома?», или «Что сделать, чтобы Джои простил меня за ложь?», или «На что мне купить еды?».
Писательница Кэти Мари (К.М.) Уэйланд известна не только своими популярными романами, но и пособиями по литературному мастерству. Лауреат престижных премий, она прекрасно чувствует динамику текста и знает, как заставить читателя сопереживать героям и следить за развитием сюжета. Свою новую книгу она посвятила теме разработки арок персонажей. Почему именно арка персонажа? Потому что, если ваш герой на протяжении всей истории никак не меняется, не развивается и ничему не учится, а топчется на одном месте, он никому не интересен.
Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.